Россия передала американцам свои предложения по стратегической стабильности. Об этом «Известиям» заявил заместитель министра иностранных дел РФ Сергей Рябков. В интервью в преддверии саммита Владимира Путина и Джо Байдена 16 июня в Женеве он также рассказал о значимости «намоленного места» для встречи, перспективе возвращения послов, необходимости многостороннего характера процесса контроля над вооружениями и невозможности передачи Пола Уилана в США.

«Допускаю, что одним из результатов будет решение лидеров, что послы возвращаются»

— Почему Женева выбирается в качестве площадки для встреч такого высокого уровня? Есть ли в этом знаковая преемственность, с учетом того что Михаил Горбачев и Рональд Рейган впервые встречались здесь же?

— Женева — одна из мировых дипломатических столиц. Там есть вся необходимая для встречи инфраструктура, у швейцарских властей и кантональных властей колоссальный опыт организации мероприятий такого уровня, и это тоже очень важно, потому что сбоев быть по определению не то что не должно, а не может быть. С этой точки зрения я думаю, что Женева — оптимальное место, хотя мы, безусловно, признательны всем тем правительствам, коллегам, которые на разных этапах обсуждения идеи саммита предлагали свои площадки. Мы очень им благодарны.

Другая сторона, конечно, символическая: проводятся разного рода параллели, вспоминаются разного рода двусторонние контакты российско-американские, но не только. Да, я считаю, что это хорошо — намоленное место. Будем исходить из того, что это тоже позволит создать правильную обстановку и поможет нашим американским коллегам почувствовать себя на высоте ответственности момента.

— Вы сказали, что на что-то прорывное не надеемся. Но возвращение послов возможно?

— Я допускаю, что одним из результатов будет решение лидеров о том, что послы возвращаются и приступают к реализации понимания или договоренностей, которые на саммите будут достигнуты. Это было бы важным сигналом, несомненно, что определенная крайне сложная страница переворачивается и начинается нечто новое. С одной стороны, ожидать прорывов масштабных, действительно далекоидущих, с учетом состояния, в котором оказались отношения по вине США, наверное, было бы несколько наивно.

С другой стороны, если не создать базу для дальнейшего движения, то эти прорывы никогда не настанут, что тоже, наверное, непозволительно. Наше руководство именно из этого исходит, когда дает инструкции, когда мы готовим материалы и в контакте с американцами отрабатываем моменты необходимые для, как мы надеемся, успешного проведения саммита. Такая платформа, особенно в сфере контроля над вооружениями, как результат саммита стала бы очень важным и серьезным достижением и страховым полисом, что ли, на будущее.

«Мы можем решить буквально «на раз» ситуацию с нашими соотечественниками»

— К стратегической стабильности еще вернемся. Если говорить о гуманитарных аспектах, есть ли вообще в нашей двусторонней повестке возвращение россиян, заключенных в США? Спрашиваю в свете недавнего письма Виктории Ярошенко на имя Джо Байдена с просьбой о помиловании…

— Мы постоянно американцам об этом говорим, сейчас к саммиту тема вновь звучит. Я не берусь предсказывать, в каком ключе пройдет диалог лидеров, но позиция, которую мы отрабатываем, защищаем и продвигаем, американцам очень хорошо известна. Мы можем решить буквально «на раз» ситуацию с нашими соотечественниками, которые отбывают умопомрачительные сроки в США. Если американцы согласятся задействовать механизм Конвенции Совета Европы о передаче осужденных лиц, мы готовы встречно американцам передать их граждан.

Были на прежних этапах некоторые обсуждения того, кого именно в данной связи мы могли бы иметь в виду, но господина Пола Уилана, предвосхищая ваш вопрос, в тех списках, в тех перечнях и в тех упоминаниях, которые нами делались, не было, и сейчас этот вопрос неактуален, он не рассматривается в данном контексте.

Я не хочу углубляться в спекулятивные рассуждения, я не знаю, что и как он обсуждает со своими адвокатами, я вижу, что попадает в СМИ. Многое из этого — способ просто создать некий фон и сформировать определенное политическое давление, что для нас очевидно. Это не помогает ни его положению, ни решению всей этой крайне тяжелой ситуации, предельно острой, с так называемыми гуманитарными случаями. Всё же есть некоторый опыт в этой сфере, и нагнетать и устраивать какую-то шумиху, тем более в ситуации, когда его вина доказана и он отбывает срок по тяжелой статье — по статье за шпионаж, неправильно. Это не улучшает его шансы.

«Процесс контроля над вооружениями должен приобретать многосторонний характер»

— По поводу стратегического уравнения безопасности, о котором вы неоднократно говорили. Какие конкретно аспекты Россия сегодня хотела бы включить в это уравнение?

— С удовольствием перечислю их. Мы в основе этого уравнения безопасности видим неразрывную взаимосвязь стратегических наступательных и стратегических оборонительных вооружений. Если вернуться в прошлое, говоря достаточно примитивно о том, о чем президент Владимир Путин говорил предельно профессионально и ответственно, я могу сказать: если бы США не вышли из договора по ПРО, у нас бы не было сейчас систем «Буревестник», «Посейдон» и других, которые представляют собой предмет озабоченности США. Зачем это нужно Соединенным Штатам, нам непонятно. Если мы хотим укреплять безопасность, ее нужно укреплять не путем наращивания вооружений, а путем ограничения вооружений и укрепления стратегической стабильности, поэтому дальнейшее движение должно учитывать всё, что происходит в сфере ПРО, и тогда возможны какие-то гипотетические шаги в наступательной сфере. Кроме того, за время после заключения более чем 10 лет назад действующего ДСНВ произошло существенное развитие современных технологий в военной сфере, появились вооружения, работающие на дальность стратегическую, то есть способные поражать цели на территории другой страны без применения ядерного оружия. Вся новая техника и новые технологии должны учитываться в будущем уравнении безопасности.

Балансируем на грани гонки вооружений в космосе. Сейчас 30 стран вместе с Россией заключили двусторонние документы о неразмещении первыми оружия в космосе. Вопрос не в том, сможет ли страна Икс когда-то создать космическое оружие и стать первой в этой сфере. Если Россия уже 30 раз подписалась с кем-то в международном сообществе под тем, что она не будет первой в этой сфере, значит, она отвечает за свои слова. И нежелание США и их западных союзников что-то делать в этой сфере наводит на тревожные размышления. Пока не поздно, нужно поставить заслон этому.

Кибербезопасность в терминологии США, или безопасность информационно-коммуникационных технологий в нашей терминологии, если выражаться более широко. Несомненно, этим нужно заниматься. Дисбалансы в обычных вооружениях, ситуация с ракетами средней и меньшей дальности, которые вырвались, как джинн из бутылки, после того как США разломали договор, действовавший в этой сфере. Это новая старая угроза, нужно найти решение. Владимир Путин в прошлом году сформулировал встречный мораторий, причем проверяемый. Хотя бы так в отсутствие договора. Вот элементы, которыми мы будем заниматься, плюс вопрос, как учесть ядерные потенциалы других государств, которые располагают ими. Прежде всего речь идет о ближайших союзниках США — Франции и Великобритании.

В последнем случае мы имеем элемент неопределенности — перспективу увеличения ядерного арсенала Соединенного Королевства. Что, мы должны это теперь игнорировать? Во времена [Леонида] Брежнева и последующих генсеков, включая Михаила Горбачева, численность ядерных арсеналов составляла десятки тысяч. Сейчас по действующему ДСНВ потолок по боезарядам 1,55 тыс. единиц. Если представить себе гипотетически ситуацию, что мы будем дальше снижаться, мы уже не можем игнорировать, что у Франции две — три сотни, в Великобритании десятки дополнительных единиц пойдут. Это же всё плюсуется, по сути дела, к американскому арсеналу, соответственно, это тоже нужно учитывать. Мы давно уже говорим, что вплотную подошли к рубежу, когда процесс контроля над вооружениями должен приобретать многосторонний характер. По крайней мере, потенциалы этих государств должны приниматься в расчет. Это всё — неизвестные будущего уравнения, потому что с ними придется работать, их придется выводить — формулировать, определять.

— А тактические ядерные боезаряды? Если нас так беспокоит американская ПРО, мы можем сказать: «Регламентируйте свою ПРО, а мы соответственно сокращаем свои тактические ядерные боезаряды»?

— Вопрос переговорной тактики всегда очень сложен, ведь проблема не только в исторически сложившейся асимметрии военных потенциалов, но в географической асимметрии. Американцы могут нас упрекать в том, что у нас, как они утверждают, превосходство над ними по тактическим ядерным боезарядам. Но те атомные бомбы, которые складированы в нескольких странах Европы и могут доставляться к целям на самолетах тактической, по сути дела, авиации, для нас имеют стратегический характер. Если, не дай бог, какой-то командный пункт или военный объект на нашей территории будет поражен этой тактической бомбой, какая нам разница, откуда она прилетела — из штата Юта или из одной из европейских стран? Это стратегические вооружения, с нашей точки зрения. Чтобы серьезно говорить о ядерной тактике, США для начала должны вывести все свои тактические арсеналы из Европы и ликвидировать инфраструктуру для их быстрого возвращения туда. Тогда мы выровняемся и можем начать о чем-то говорить в этой сфере. Пока этого не произошло, и перспектив особых не видно. Такой размен, о котором вы говорите, вне более широкого контекста, на мой взгляд, просто невозможен, надо смотреть более сложные балансы.

— По поводу стратегической стабильности есть конкретные наметки перед саммитом? Или он станет точкой отсчета, когда эта работа начнется?

— Я надеюсь, саммит станет точкой отсчета. Мы американцам свои предложения передали, они продолжают внутренний процесс анализа. Сколько он у них еще займет, предсказать сложно. Время уходит, уже прошло с января пять с лишним месяцев, просто упущено время. Они анализируют свой подход к этой теме. Нам пока ничего не говорят, но я надеюсь, что саммит станет стартовой площадкой, даст начальный выстрел для нашей работы — сложнейшей переговорной работы, которую мы готовы проводить. Наша команда боеспособна, позиция имеется, мы готовы, опираясь на опыт прежних лет и то, что было с американцами в последние несколько лет с предыдущей администрацией, двигаться дальше, не ходить по кругу. Надеемся на встречное движение.

«Не видим готовности, поэтому перечень остается, и США остаются в этом перечне»

— При каких условиях США будут исключены из списка недружественных стран?

— При условии изменения их политики, когда они перестанут вмешиваться в наши внутренние дела, причем грубым образом, перестанут по всем направлениям работать на ущемление наших экономических интересов, мешать нашим интеграционным усилиям. Я не искусственно набираю условия. Если вы посмотрите в текст федерального закона, который был принят, когда мы приостанавливали выполнение двустороннего соглашения с США об утилизации избыточного оружейного плутония в ответ на одну из первых волн, там все эти подходы и условия изложены вполне внятно и конкретно.

США будут в этом перечне. Перечень — это инструмент, который позволяет нам обеспечивать неприем на работу граждан России и третьих стран из категорий, принятых на месте, здесь. Американцы не хотели и по-прежнему не хотят нормализовать деятельность загранучреждений. У нас не осталось другого выхода, кроме как вывести это в ноль, обеспечить паритет, потому что в США принятых на месте в наших загранучреждениях нет. Почему здесь они должны в дополнение к своему дипломатическому персоналу пользоваться еще услугами наших граждан? Это неправильно. Если они проявят готовность вернуться к ситуации до запуска этой нисходящей негативной спирали, мы открыты — мы готовы сразу же запустить соответствующие переговоры и диалог. Пока не видим такой готовности, поэтому перечень остается и США остаются в этом перечне.