— Как настроение, Роман?

— Неплохое, насколько это возможно в наше неспокойное время. Уныние — один из смертных грехов. Не нужно ему предаваться.

— Смотрю, вы и одеты по-рабочему.

— У меня сегодня, наверное, восьмое совещание по Zoom, поэтому форма одежды соответствующая.

— Карантин деловому ритму не мешает?

— Очень даже! В бизнесе, впрочем, как и в журналистике, многое связано с личным контактом, пониманием деталей, возможностью услышать партнера. На маленьком экранчике телефона или компьютера большинство нюансов пропадает. Это создает сложности, но куда деваться?

Мы еще в марте перевели офис на дистанционную работу, чтобы не ставить под удар близких и тех коллег, кто в преклонном возрасте. С тех пор работаю удаленно.

— Сейчас все говорят про идеальный шторм. Вы, часом, не мореход?

— В юности занимался парусным спортом, потом входил в команду "Синергия". По сути, это была сборная России в классе Transpacific — морских спортивных парусных судов длиной 52 фута. Надо сказать, наша команда добилась существенных успехов: выиграла Кубок Европы и дважды заняла второе место на Louis Vuitton World Series — по сути, чемпионате мира.

Центром команды был Валя Завадников, в прошлом — сенатор, предприниматель и мой друг.

— Куда вы ходили?

— В основном соревнования проводились в Средиземном море, там примерно два десятка локаций.

— Самый крупный шторм, в который вы попадали?

— Он случился не в рамках регаты. Это был 1993 год. В Ла-Манше мы попали в девятибалльный шторм по шкале Бофорта. Очень высокие отвесные волны, ветер — 20 метров в секунду…

Было очень страшно. Понимаешь, что 17-метровая парусная яхта — щепка в бушующем море. Между волнами есть момент, когда вообще ничего не видишь. Ни других судов, ни горизонта, по сути, оказываешься в ущелье между двумя стенами воды высотой 10–12 метров.

— Да, не по-детски.

— Судно, находившееся рядом с нами, утонуло, и никого из экипажа не нашли.

— Долго вас так колбасило?

— Трое суток. Пока не вошли в Плимут. При этом нам помогала портовая служба спасения, условия по навигации были столь тяжелыми, что сами мы не справились бы.

— Нынешний идеальный шторм, по вашему ощущению, круче пережитого в Ла-Манше?

— Он другой. В этом смысле нынешняя ситуация гораздо тяжелее. А для российского менталитета лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Но так складываются обстоятельства, что нам придется со всем этим жить месяцы, а возможно, и годы.

— Что вы называете всем этим? Удаленку?

— Я говорю о коронавирусе, необходимости к нему адаптироваться, перестраивать работу, заботиться о заболевших, при этом пытаясь сделать так, чтобы не обрушилось производство. Все не закончится ни 1 мая, ни 1 июля. Думаю, о победе над COVID-19 в глобальном масштабе сможем говорить через год-полтора с настоящего момента, а последствия пандемии будут чувствоваться еще пару лет, не меньше.

— Когда вы поняли, что это не шутки, что все всерьез?

— После того как вирус из проблемы только Уханя и Китая стал мировой головной болью. Мобильность населения очень высока, когда эпидемия вырывается за рамки одного региона, ловить ее уже сложно. В конце февраля мы предвидели, что эта история надолго, она очень сильно растянется во времени.

— Первые ваши шаги как бизнесмена?

— Мы стали переверстывать бизнес-планы по всем предприятиям на этот год, начали создавать подушку безопасности из денежных средств, сократили капитальные вложения, а мы много инвестируем и строим. Второе — выпустили инструкции по работе на удаленке, а там, где это невозможно, предусмотрели вахтовый метод. Словом, провели подготовительные мероприятия.

— Успели подстелить соломку?

— Постарались... Корпорация "Aеон" присутствует в четырех секторах — газохимии, транспорте ("Новапорт" — крупнейший в России аэропортный холдинг), недвижимости и добыче драгоценных металлов — золота и серебра. Для каждого из сегментов мы запланировали разные мероприятия.

Скажем, ключевая проблема для химии — невозможность ничего делать удаленно. Если у вас есть агрегат по производству аммиака, он должен работать 24 часа в сутки и специалисты обязаны постоянно следить за режимами работы и безопасностью. У нас четыре предприятия с непрерывным циклом, где нужно было обеспечить людей средствами индивидуальной защиты от вируса, выпустить все инструкции и регламенты, — это кемеровский "Азот", Ангарский азотно-туковый комбинат, "Мелеузовские минудобрения" и "Татаммоний" в Татарстане.

 Что касается транспортной составляющей корпорации, "Новапорт" пошел на существенные скидки авиакомпаниям, чтобы дать им возможность летать как можно дольше.

— Сколько у вас аэропортов?

— 20.

Если компании лягут, аэропорты станут бесполезны. Никто не ездит туда ради того, чтобы любоваться на архитектуру терминалов или смотреть на стоящие на приколе самолеты. Мы крайне озабочены поддержанием устойчивой работы партнерских компаний, но видим, как быстро падает пассажиропоток. Он уже снизился на 90%.

В авиации всем очень тяжело, все несут огромные убытки. Подушка безопасности, накопленная, по сути, в прошлогодний полетный сезон, тает на глазах. Отрасль очень циклична. Зимой авиакомпании обслуживают текущие долги, а основные деньги зарабатывают летом, когда начинается активное перемещение пассажиров. Но в этом году туристического сезона не будет. Поэтому проблема авиакомпаний не в том, чтобы продержаться до конца мая. Важнее, как им дальше выживать без бронирования и продаж билетов.

Туристическая отрасль ведь может не оправиться и до мая 2021 года. Одно дело, когда надо проплыть под водой, скажем, десять метров, и совсем иное, если необходимо протянуть сотню. Запаса кислорода в легких у многих не хватит
Пока, повторяю, расходуются резервы, созданные в предыдущий период, но они скоро закончатся. Думаю, критическим для авиакомпаний станет июль, когда не останется денежных средств на счетах. Знаете, на моей памяти ни одна авиакомпания не разорилась из-за больших долгов. Обычно они останавливаются, если нет кеша, живых денег, чтобы оплатить авиационное топливо. Вот тогда происходит крах.

Уверен, этот вопрос станет в повестку дня уже в июле.

— И какое-то решение видите?

— Предоставление государственных гарантий для обслуживания авиакомпаниями и аэропортами текущих кредитов. Правительство дает гарантию, она регистрируется в казначействе, после чего можно идти в коммерческий банк и получать кредит по нормальной ставке, поскольку это, по сути, суверенный риск Российской Федерации. Ведь если авиакомпания, уже имеющая кредит (а они есть у всех), придет сейчас в банк и попросит дополнительных денег, первый вопрос будет: "А покажите-ка баланс. Что там у вас?" Известно что. Во-первых, убытки, во-вторых, недостаточность собственного капитала. По действующим нормативам ЦБ коммерческие банки не могут кредитовать компании, относящиеся к повышенной группе риска. Поэтому авиаторы попросту получат отказ.

Единственный способ расшить тяжелую ситуацию — выдать государственную гарантию с тем, чтобы не пришлось смотреть текущие балансы авиакомпаний. Тогда можно брать деньги на зарплату и лизинг. Эту позицию поддерживают и Росавиация, и Минтранс.

Сейчас начинают определять лимиты. Подход должен быть прозрачным и честным. Скажем, кредитный лимит в виде госгарантии может составить 2 тысячи рублей на одного фактически перевезенного в 2019 году пассажира. А для аэропортов, допустим, 900 рублей на каждого обслуженного пассажира. Это не значит, что все компании возьмут кредиты под правительственные гарантии, но они будут потенциально доступны. И если станет совсем тяжело, понятно, куда обращаться: в казначействе висит гарантия, вы вольны ее раскассировать, быстро превратив в живые деньги. Гарантии должны бесплатно выдаваться на три года с тем, чтобы компании имели возможность потом отработать и рассчитаться по ним — вернуть кредиты коммерческим банкам. Сразу скажу: вероятно, будут случаи, когда какие-то авиакомпании и через три года не смогут полностью рассчитаться по этой гарантии. Значит, потребуется частичная или полная национализация компании и в дальнейшем продажа ее через торги для покрытия расходов государства.

На сегодня гарантии являются для авиации и крупного бизнеса самой подходящей формой господдержки. Это не требует немедленной траты средств, формирует ответственный подход — деньги ведь придется возвращать, однако при этом существенно повышается устойчивость работы цепочек предприятий.

— Вы говорили на эту тему с министром транспорта?

— И с Евгением Дитрихом, и с руководителем Росавиации Александром Нерадько обсуждаем разные идеи. Вопрос поиска путей стабилизации наиболее пострадавших отраслей экономики стоит перед первым вице-премьером Андреем Белоусовым. Правительство занимается разработкой механизмов. Окончательных решений пока нет, поскольку требуется большая подготовительная работа со стороны профильных ведомств: нужно определить правила, каким предприятиям и сколько давать госгарантий.

Это должны решить отраслевые министерства. В случае промышленных предприятий — Минпромторг, с транспортными организациями — Минтранс. Ну и так далее.

— Но пряников ведь вечно не хватает на всех. Включается лоббистский ресурс?

— Знаете, кризис — всегда ситуация, когда потребность в чем-то значительно превышает доступность искомого. Вам надо прямо вот сейчас, а именно этого сейчас и нет. Вопрос времени.

Затронуты многие аспекты жизни общества и государства, в том числе и госслужба. Она не может мгновенно адаптироваться к новым и неожиданным для всех реалиям. Большая система должна перестроиться и начать генерировать правильные решения. Но, повторю, ожидать, будто за день все заработает без сбоев, было бы наивно.

— Речь об ином. В Белом доме составили предварительный список системообразующих компаний, куда волшебным образом попала, например, крупная букмекерская компания. Она жизненно необходима для страны именно сейчас? Я о том, что умение входить в нужные кабинеты может оказаться важнейшей заслугой перед Родиной.

— В любой стране лоббисты — это сила. Что касается букмекеров, их ведь уже исключили из списка. Но если не лоббировать свой бизнес и не кричать о его проблемах, никто об этом не узнает. У чиновников нет миелофонов, который Кир Булычев придумал для Алисы, они не могут читать чужие мысли на расстоянии. Если у вас что-то болит, расскажите, не молчите.

Да, список стратегических предприятий по-прежнему вызывает ряд вопросов, но было заявлено, что это лишь первый подход к снаряду, в финальный вариант будут вноситься коррективы.

— Вы попали в число избранных?

— В очень необычном виде: в списке аэропорт Челябинска и кемеровский "Азот", но при этом, допустим, туда не включили главный транзитный аэропорт страны Толмачево в Новосибирске. Его пока нет.

— А вы подавали заявку?

— Это не требовалось, в Минэкономразвития самостоятельно формировали список. Но, еще раз скажу, это предварительная прикидка. Список будет ранжироваться и меняться.

В Советском Союзе было так называемое категорирование промышленных и транспортных предприятий по размерам и энерговооруженности. Все знали, что генеральным директором завода первой категории может стать человек, который до того работал заместителем гендиректора на предприятии той же группы либо успешным директором на производстве более низкой категории.

Сейчас такой системы нет, но что-то подобное придется сделать. Не в смысле кадровых назначений, а в мотивировке важности включения в список ведущих компаний страны. Думаю, около месяца потребуется, чтобы перечень стал реально работающим.

Кроме того, Владимир Путин призвал субъекты самостоятельно определяться с предприятиями, которые для них являются стратегическими. Правильный подход. Каждая республика, область или край отлично знают, что в регионе важное, а что — нет.

— Чтобы закрыть авиационную тему: ваш, Роман, прогноз — сколько компаний выживет?

— Многое зависит от двух факторов — господдержки, когда и в каком размере она будет оказана, и от продолжительности кризиса.

Думаю, более половины, процентов 60 компаний сохранятся.

— Руководство Шереметьево высказалось, что международные полеты возобновятся в июле и, если все будет хорошо, в следующем году удастся выйти на уровень 2019-го.

— Согласен с оценкой. Но когда говорят о возобновлении полетов этим летом, никто не утверждает, что они сразу пойдут в докризисном объеме.

Полетная программа, полагаю, восстановится лишь через год-два. Сколько потребуется на полную реанимацию пассажиропотока по всем направлениям? Думаю, года три.

2019-й российская авиация закончила со 128 миллионами перевезенных пассажиров. По объемам мы уже перегнали Советский Союз, чему очень радовались.

А за текущий год соберем миллионов 60, может, чуть больше.

— У одного "Аэрофлота" в 2019-м было примерно столько.

— А теперь это будут цифры по всей отрасли...

В следующем году, если ситуация стабилизируется, все российские авиакомпании перевезут миллионов 80. К 130 миллионам пассажиров мы вернемся, повторяю, года через три. При условии отсутствия негативных сюрпризов.

— А ваши аэропорты сейчас функционируют или какие-то уже заколочены?

— Нет, все работают, мы никого не сократили, ничего не закрыли.

— Что с сотрудниками?

— Где-то будут переведены на неполную рабочую неделю или отправлены в оплачиваемые отпуска, если потребуется.

Дело в том, что в обучение и сертификацию каждого работника аэропорта вложены большие средства. Нельзя завтра взять человека с улицы и доверить ему аэропортовскую службу. Это не магазин, где продавец за день осваивает, что надо делать
У нас существует масса лицензий, сертификатов, дипломов, медицинских ограничений и заключений. Все жестко регламентируется.

Поэтому не планируем в аэропортах замену кадров и массовые сокращения.

— Сколько народу занято у вас в этом секторе?

— В общей сложности в 20 наших аэропортах работает 16 тысяч человек. Еще 10 тысяч — на предприятиях транспорта. В химии суммарно — 14 тысяч, в горной добыче — 5 тысяч и в недвижимости — около 2 тысяч сотрудников.

Всего на предприятиях группы трудится 51 тысяча человек.

— Рассчитываете обойтись без увольнений?

— К сожалению, не получится. Готовим планы по существенному сокращению занятых в недвижимости и строительстве. Сектор очень сильно пострадал, вся коммерческая недвижимость, сдаваемая в аренду, столкнулась с неплатежами со стороны арендаторов, те оказались в тяжелом состоянии…

Нам придется уменьшать издержки.

— Вы не договорили, что решили с химией, с непрерывным циклом работ.

— Постоянно мониторим здоровье работающих — раз. Сформировали специальные, более продолжительные по времени вахты — два.

— В чем специфика вахт?

— По ряду предприятий и технологических процессов пришли к ситуации, когда человек заезжает на предприятие и работает сутки, после чего получает трое суток выходных.

Наша продукция востребована, сокращения спроса на удобрения нет, что вселяет определенный оптимизм.

— А какова средняя температура по больнице? Я о корпорации "Aеон". Считаете раны?

— Сводный бюджет по группе актуализируется каждый месяц, есть прогноз на следующие 12. По этому году, видимо, получим фактически двукратное сокращение выручки.

 В 2019-м имели почти миллиард долларов EBITDA. В 2020-м ждем EBITDA около 30 миллиардов рублей — это с учетом девальвации рубля и общего падения спроса.

— Лично вы насколько похудели?

— Честно говоря, пока не считал. Но, думаю, раза в два. Хотя вычислить сложно технически... Когда говорят о состоятельном человеке, многие обычно предполагают, что, условно, у миллиардера эта сумма где-то в доме припрятана.

— Ладно, пусть хотя бы половина лежит, миллионов 500.

— Если бы…

В реальности подобное невозможно. При оценке считаются инвестиции в промышленные предприятия, речь идет о титуле собственности на акции работающих объектов. Все они имеют определенную кредитную нагрузку. Нет предприятий, которым не требуются кредиты. Как результат — очень сложная динамическая система соотношения активов и пассивов, обязательств перед коммерческими банками и текущего бизнеса.

Да, наша группа в плюсе. Вне всякого сомнения. Но, скажем, можем ли мы позволить себе выполнение объемной инвестпрограммы в этом году, как раньше планировали? Нет. Есть ли у нас риск дефолта? Тоже нет, все обязательства мы выполним своевременно.

Но, понимаете, "Аеон" — большая для России группа и диверсифицированная.

— Верно, пару лет назад вы удачно вложились в золото.

— Драгметаллами мы занимаемся уже три года, являемся акционерами "Геопромайнинга" — это три крупных предприятия: два — в Якутии и одно — в Армении. Сектор пока растет, на то есть ряд причин. Благо, производства удалены от мест скопления людей, риск заболеть коронавирусом для сотрудников мал, поэтому тут мы не видим проблем.

— Вас называют модным словом "визионер", ценят за умение предвидеть и спрогнозировать. Признайтесь, предполагали, что в 2020-м прилетит не один черный лебедь, а целая стая?

— Думаю, подобного никто не ждал. Мы все читали книги Нассима Талеба, я встречался с ним, когда он приезжал в Москву. Пандемия мирового уровня всегда стояла у Талеба в списке возможных черных лебедей, но и он не говорил о ней как об основном риске на краткосрочную перспективу.

Мало кто применял это к собственному бизнесу.

Мы считали, что может быть крупный кризис на рынке заимствования или возникнут проблемы, вызванные торговой войной между США и Китаем, сокращением потребления в Поднебесной, но на пандемию мы не закладывались. Последний раз вирус был серьезным экономическим фактором в 1918–1920 годах. Кто мог знать, что событие повторится через 100 лет?

— Находятся товарищи, которые видят в пандемии всемирный заговор, способ покошмарить человечество, чтобы сделать глобальную перезагрузку и установить новый мировой порядок.

— Как писал Виктор Пелевин: "Товарищи, помните, миром правит не тайная ложа, а явная лажа".

Никакого заговора в происходящем нет, есть объективные законы развития природы и общества.

Население Земли превысило 7,5 миллиарда человек, каждый год рос коэффициент мобильности людей во всех видах транспорта, условно говоря, постоянно увеличивалось количество полетов, которые выполнял среднестатистический гражданин.

Мы видим, какого уровня достигла международная торговля и скорость перемещения товаров. Но в результате развития транспортной инфраструктуры в этот раз вам вдруг привезли не только хорошее, скажем, новый мобильный телефон по доступной цене, но ненароком доставили и плохое — вирусы, бактерии и прочую заразу, которую вы не заказывали и не ждали. Поэтому процесс объективный.

Надо сказать, человечеству долго везло. Последние лет 30–40 происходил дикий бум мобильности, и он не сопровождался серьезными эпидемиями. Те три случая вызовов, которые возникали по вине свиного, птичьего гриппа и лихорадки Эбола, были локальными и быстро купировались.

— Зато сейчас мир конкретно испуган.

— Такое произошло в первый раз. Но не в последний. Ожидаю, это станет нашей новой реальностью. Человечество в дальнейшем будет жить, понимая, что из какой-то точки мира может вырваться вирус, способный за два-три месяца распространиться по всей планете. Надо быть готовыми к подобному сценарию. И это осознание наложит отпечаток на все — образ жизни, ведение бизнеса, привычки людей.

Мы увидим, как многое будет меняться на наших глазах.

— Читал вашу статью о жизни после пандемии. О том, что мир не будет прежним.

— Эта мысль повторяется многими и уже превратилась в банальность, но от этого она не перестает быть справедливой. Повторю в который раз, не надо думать, будто история с коронавирусом завершится через месяц или два, мы вымоем руки, отряхнемся и пойдем жить, как раньше.

Такого точно не будет. Мир станет иным, и нам придется жить в нем.

— А знак можете поставить — хуже, лучше?

— Любые ограничения воспринимаются человеком отрицательно — хоть в еде, хоть в мыслях. Поскольку разговор идет о сужении пространства свободы, будет хуже.

Нужно привыкать. Это коснется любого аспекта жизни. Скажем, рестораны откроются, но в них уменьшится количество столиков, чтобы люди не сидели в полуметре друг от друга. Вроде простая вещь, но ее реализация приведет к тому, что рентабельность ресторанного бизнеса существенно упадет. Новые правила затронут магазины и аэропорты. Нужно будет создавать зоны ожидания, размечая квадраты два на два метра на пассажира, чтобы каждый человек держал социальную дистанцию. И люди со временем станут воспринимать это как само собой разумеющееся.

Любое длительное перемещение на самолете или поезде потребует применения мер индивидуальной защиты. Начнем летать в маске и перчатках. Рядом с каждым лифтом повесят санитайзеры. Люди отвыкнут от рукопожатий и поцелуев при встрече, поменяют индивидуальные привычки, прекратят трогать лицо руками.

Каждый заложит в подкорку, что именно опасно. Масса всего уйдет в онлайн. Работа на удаленке станет повседневностью. Как результат — пропадет дресс-код.

Возможно, это одно из последних ваших интервью с собеседником в галстуке, следующие спикеры, в том числе из бизнесменов, не станут заморачиваться. В конце концов, без разницы, как человек выглядит в Zoom или в другом файлообменнике. Вы ведь тоже сейчас не видите, что я в джинсах и домашних тапочках…

Словом, многое будет выглядеть по-другому. Только кажется, что это не слишком серьезно. Представьте, сколько нужно сделать, чтобы в новых условиях заработала самая обычная парикмахерская. Остатки волос начнут шевелиться на голове от мысли, как все организовать и сделать работоспособным и безопасным.

— У вас начнут. У меня уже нечему.

— Да и у меня примерно столько же волос осталось...

А если речь не о парикмахерской, а о большом комбинате, где много людей? Пока нет ответа. Хотя ясно, что не останется опен-спейсов на 200 человек, где люди сидят рядом с друг другом, исчезнут крупные офисы, сдаваемые в аренду, торговые моллы тоже радикально изменятся. Как будут выглядеть кинотеатры? Возможно, закроются. Или останутся только залы для индивидуального просмотра.

— То, что вы рассказываете, жесть!

— Мы уже почти квартал живем в этом мире, но люди пока отказываются признавать реальность!

Внешний фактор воспринимается фронтлайн как главная проблема. Наше государство объявило меры самоизоляции, карантин. Абсолютно правильно сделало. Наверное, такой режим продлится до конца мая, но потом этот период закончится, начнется ежедневная жизнь с постоянным риском вирусного заражения. И не только COVID-19.

Ничего страшного, со временем привыкнем. И вместо лишней поездки куда-то на отдых или на экскурсию станем в VR-очках дистанционно рассматривать интересующий нас объект. Появится новый вид туризма — экономичный и безопасный.

— А вам коронавирус много личных планов порушил? Если бы не пандемия, где находились бы сейчас?

— У меня около 100 командировок в году. Постоянно летаю. Наверняка куда-нибудь направлялся бы или возвращался в Москву…

— У вас свой самолет?

— Предпочитаю регулярные рейсы. Так практичнее, ведь заодно могу оценить оказываемый пассажирам сервис партнерских компаний. Через наши аэропорты проходило почти 30 миллионов человек в год. Если буду летать отдельно, потеряю простой и самый тонкий срез: сколько времени ушло на регистрацию и спецконтроль, все ли регламенты выполняются, есть ли очереди в залах ожидания. Ну и так далее.

Летать я люблю, делаю это легко, с удовольствием. Но с марта по понятным причинам отказался от всех командировок, перевел их в формат видеоконференций. Стал больше читать документов, опираюсь на формальный письменный доклад, поскольку нет возможности вызвать человека в кабинет и расспросить его.

Мы существенно сократили программу развития, на что уходило много сил и средств. По большому счету перенесли ее на год, пока сдвинули день в день на 2021-й. То есть изменения огромные.

— Вы перескакиваете на бизнес, а я спрашивал персонально о вас, Роман. Каково человеку, привыкшему к мобильной и активной жизни, безвылазно сидеть в четырех стенах? Это тоже может оказаться серьезным испытанием.

— Мне комфортно. Умею себя занять. Да и домашние оказались на удивление приятными людьми…

— Неожиданное открытие! На каком году брака с Софьей совершили его?

— Мы вместе с 1998-го. Получается, уже 22 года...

В карантине есть и позитивные моменты. Скажем, появилась возможность сыграть с почти взрослыми детьми в го или в "Монополию", в другие настольные игры, чего, сказать по совести, давно не делали.

Можно рисовать, восстановить навыки игры на фортепьяно, разобрать старые фотографии или позвонить товарищу, для разговора с которым не находилось времени. Самоизоляция должна не ухудшать качество жизни, а хоть в чем-то улучшать ее. Главное — не лениться.

Скажем, для занятий спортом достаточно резинового коврика.

— Он у вас есть?

— И даже небольшой домашний спортзал. Поскольку ощущаю недостаток движения, ежедневно выполняю несложный комплекс упражнений.

Режим дня поменялся мало, правда, стал позже вставать. По ночам допоздна читаю, работаю с документами, поэтому просыпаюсь около десяти утра. Весь график сместился примерно на час, но сделать успеваю не меньше, чем раньше. Наоборот — смог заняться интересными вещами, которые долго планировал, но руки не доходили.

— Например?

— Нарисовал масляными красками несколько картин.

— Покажете?

— Когда закончим разговор. Если пообещаете не использовать эти кадры в интервью.

Жену вот нарисовал.

— В каком, извините, виде? Ню?

— Нет, одетую. На природе…

— Как, кстати, "Винзавод", которым руководит Софья?

— Центр современного искусства тоже перешел на удаленный режим. Все программы обучения, лекции и образовательные курсы делаются онлайн. Ждем, когда можно будет опять открыть "Винзавод" для очного посещения.

Но ожидание должно быть активным, надо настроиться на получение удовольствия в нынешних обстоятельствах. Не обязательно долго лететь или ехать куда-то, многое доступно дома. Появилась серия обучающих семинаров "Арт-стрим", курс лекций "Мастер-класс": регистрируетесь и слушаете лекции по любому интересующему вопросу. Кто-то учится готовить. А другой дистанционно изучает иностранные языки или языки программирования.

Я вот, к примеру, поставил себе в график уроки итальянского.

— Какие языки у вас уже в активе?

— Английский и японский. Второй еще с момента учебы в Институте стран Азии и Африки при МГУ.

А итальянский мне всегда нравился, хотел выучить. Почему бы не сейчас?

— Рисование из той же категории?

— Я окончил художественную школу, рисовать люблю, но вечно не хватало времени. А теперь могу позволить себе уделить этому занятию пару часов в день. Внутренне я уже подготовился, что жизнь в новых реалиях — надолго. Теперь вот пытаюсь убедить в том же остальных.

— За что нам такое счастье привалило с этим вирусом? Вы как себе ответили?

— Обычная история, природный ограничитель для крупной популяции в период ее экспоненциального, взрывного роста. Это относится к любому виду: летучим мышам, лягушкам, суркам, в данном случае — к людям. Есть определенный закон: в какой-то момент плотность столь увеличивается, что обмен вирусами и бактериями происходит быстрее, чем выработка естественного иммунитета в популяции.

Каждый раз, когда человечество достигало нового уровня, случался всплеск, к которому нужно было привыкнуть. Конные армии из Азии привезли чуму в Европу. Появились парусные суда, и пандемия оспы на копьях и мечах (а точнее, в телах) конкистадоров перемахнула через океан, завоевывая новые территории в Центральной Америке. Пошло образование крупных городов, и проблема эпидемий возникла с новой силой.

Какие изменения случились сейчас? Мы уже говорили о возросшей мобильности населения. Любой человек за 20 часов может оказаться в противоположном конце земного шара. За такие технические достижения тоже нужно расплачиваться. Здесь нет проклятия судьбы или злого рока…

В последний раз на территории Москвы серьезная пандемия и последовавший за ней чумной бунт был в 1771 году, граф Орлов занимался тогда спасением города и его жителей от "моровой язвы". Трупы лежали на улицах, а различных ограничений было столько, что не перечислить. При отсутствии водопровода закрылись общественные бани, иногородним торговцам запрещалось въезжать на территорию Москвы…

Так что нынешние меры — далеко не самое страшное, что может быть. Есть то, на что мы повлиять не в состоянии, поэтому сильно расстраиваться и удручаться бессмысленно. Необходимо каждый раз находить решения, чтобы улучшить свою жизнь и людей, за которых ты отвечаешь.

Надо следовать самурайскому принципу бусидо: делай что должен, и будь что будет.

Скажем, это интервью — моя попытка рассказать о новой реальности. Чтобы не чувствовать за собой греха: мол, знал, но другим не сказал, к чему следует готовиться.

— Что вы сделаете в первую очередь, когда нынешний карантин закончится?

— С удовольствием пробегусь от Фрунзенской набережной до Лужников и вернусь через Воробьевы горы, Нескучный сад и парк Горького. Мне очень нравится Москва, люблю бегать, наблюдать за людьми и тем, как город становится лучше.

— И за последние месяцы вас не посещало настроение из серии "Шеф, все пропало!"? Помните, как у героя Андрея Миронова из "Бриллиантовой руки".

— Не привык опускать руки, поскольку давно в бизнесе, с 1988 года, и видел разные кризисы. Хотя этот, спору нет, самый суровый.

И в 1998-м, и в 2009-м было легче, тогда затрагивался один аспект — ценные бумаги, ипотечные или государственные долговые обязательства. А сейчас — целый букет: кризис спроса, который обнулился, предложения, поскольку разрушились массы производственных цепочек, медицинский кризис, социальный, когда масса людей потеряла работу
В последний раз человечество с чем-то подобным сталкивалось чуть более 100 лет назад, в Великую депрессию, но, как вы догадываетесь, я не застал ее.

Наш черед узнать, что это такое.

— Пока народ бодрится, пересылая друг другу через мессенджеры шутки-прибаутки и прочие мемы. Вам какой-то запал в душу?

— Понравился анекдот, который звучит следующим образом: "Лучше переболеть коронавирусом сейчас, пока в больницах остались места", — подумал Мойша и лизнул кнопку лифта.

Как и в любой шутке, в этой есть смысл: в какой-то момент свободных коек может не оказаться. Ведь вирусологи как о само собой разумеющемся говорят, что COVID-19 должно переболеть около 60–70% населения, в том числе в России. Другой вопрос, будет форма тяжелой или легкой, окажется ли доступно всем желающим и нуждающимся медицинское обслуживание, хватит ли мест в отделениях реанимации с аппаратами искусственной вентиляции легких…

Наблюдая за ситуацией в Италии, Испании, Франции, мы получили время на подготовку. Но стоимость очень высока — возможная потеря 10% ВВП страны.

— Не многовато? Есть ведь и такие рассуждения: пусть умрут, кому суждено, — старые, больные, зато будет спасена мировая экономика. Хуже, если здоровые начнут с голоду пухнуть.

— Знаете, главным достижением современного общества является рост ценности жизни. Она уже не измеряется страховыми выплатами или еще какими-то суммами. По всему миру это происходит. Сегодня даже теоретически не рассматривается такой обмен: сколькими умершими можно пожертвовать ради энного количества процентов роста ВВП.

И Российское государство не делало расчетов на эту тему. Нам сразу сказали, что человеческая жизнь самоценна, будем бороться за каждую. Если нужно, остановим на время экономику, потратим деньги на спасение людей. Не было и секунды торга. Это огромное достижение. Прежде такого в новейшей истории не случалось.

Вспомните, как в Киеве в 1986-м шли первомайские демонстрации. Через четыре дня после пожара на АЭС в Чернобыле... Стоимость человеческой жизни тогда равнялась почти нулю. Значит, наше общество пережило взросление.

И, кстати, не только наше. Во время пандемии испанки в США был случай, когда власти Филадельфии решали, проводить парад по случаю национального праздника или отменить. В итоге шествие состоялось, а через несколько дней заболели 200 тысяч человек. Заразили друг друга по ходу парада. 20 тысяч умерли.

А в Сент-Луисе ввели карантин, отменив все массовые мероприятия, и там испанка выкосила в разы меньше людей. Для кого-то важнее оказался парад, чем какое-то число погибших.

Поэтому рад, что у нас и в госсекторе, и в частных компаниях не стоял вопрос о том, дорого или дешево, когда речь зашла о здоровье и жизни граждан и сотрудников.

— Заканчиваем разговор. С уроками итальянского и сеансами живописи понятно. А петь вы не начали, Роман?

— Увы, нет ни голоса, ни слуха. Правда, подсказал идею песни моему хорошему товарищу Семену Слепакову…

— Да, слышал, что "Вирусная" родилась с вашей подачи. Поэтому, собственно, и спрашиваю.

— Считаю, Семен — Высоцкий наших дней. Он способен создать образ, адекватный переживаемому моменту. Поэтому позвонил Сене и говорю: надо написать про коронавирус. Он ответил, мол, да ну, какая-то ерунда, все скоро закончится. Разговор был в феврале.

Я попытался объяснить, что нет, Сеня, тема надолго, она успеет еще надоесть. Основная задача песни — вселить надежду, что справимся с вирусом, дать людям гимн. Семен рассмеялся, пообещал подумать. А через месяц выдал хит с миллионами просмотров.

— И матерком. Не коробит?

— Русский язык очень эмоциональный и многослойный, в нем масса нюансов и оттенков, которыми Сеня умеет виртуозно пользоваться. В песне все к месту, слова не выкинешь.

— Может, флешмоб устроить, когда все закончится? Выйти из заточения и хором грянуть?

— Вариант! Хорошая идея. Надо попробовать…