«Мы же все не из балета — понимаем, что надо делать. Самое главное — загрузить завод», — говорит Юрий Пустовгаров, который уже почти три месяца руководит КВЗ, но для общественности Татарстана все еще остается загадочной фигурой. В эксклюзивном интервью «БИЗНЕС Online» бывший вице-премьер Башкортостана рассказал о том, что общего у Рустама Минниханова с советским госпланом, какой «жирок» нарос на КВЗ и почему создателям «Ансата» надо ставить памятник.

«У НАС С ВАДИМОМ АЛЕКСАНДРОВИЧЕМ ОТНОШЕНИЯ ОЧЕНЬ ХОРОШИЕ»

— Юрий Леонидович, летом прошлого года в одном из интервью вы опровергли слухи о том, что уходите с КумАПП и сообщили, что ваш контракт заканчивается в декабре 2018 года и в целом вы не намерены покидать завод. То есть назначение на КВЗ стало для вас неожиданностью?

—Конечно.

— Как все произошло?

— В январе во время визита Владимира Владимировича Путина в Уфу его среди прочих сопровождали и руководители холдинга «Вертолеты России», они и сообщили мне о том, что готовится такое кадровое решение.

— Отказаться не было желания?

— Я, руководитель завода в «Вертолетах России», вдруг откажусь от предложения генерального директора холдинга?! Тогда мне, по моим понятиям, и в Кумертау делать нечего.

— Кто предложил вашу кандидатуру?

— Понятия не имею.

— Говорят, что Вадим Лигай...

— Может быть. У нас с Вадимом Александровичем отношения очень хорошие.

— Давно знакомы?

— Лично — с МАКСа-2015, с момента решения о моем назначении на КумАПП.

— Судя по информации в сети, КумАПП под вашим руководством добился впечатляющих результатов...

— Выдающихся результатов нет. Самое главное, сделали то, до чего не доходили руки ранее, — сформировали команду, расчистили экономику, и, надеюсь, в этом году операционная прибыль у КумАПП будет значительной.

— Ходил слух, что Кумертау передаст в Казань часть своей работы...

— Это не слух. Еще до моего прихода в Кумертау было оформлено решение о том, что КумАПП переходит под управление КВЗ. И данный процесс еще не завершен — нам многое предстоит сделать, чтобы выстроить кооперацию. К примеру, в этом году завершается переезд (из Кировского района — прим. ред.) второй площадки КВЗ, и казанское заготовочно-штамповочное производство будет способно работать не только на себя, но и на другие предприятия холдинга, в том числе КумАПП.

— Более того, говорили, что Кумертау передаст в Казань финальную сборку...

— Зачем передавать сборку из КумАПП в Казань? Это всего 15–20 вертолетов в год. И из-за них переносить в Казань стапеля, которые делали в 70-е годы, и выполнять здесь новую подготовку производства? Впрочем, «15-20 вертолетов» — не совсем верно так говорить: это сложнейшие системы, там руку некуда просунуть внутри фюзеляжа — все занято электроникой. И собирать вертолеты КумАПП умеет не хуже любого другого завода в мире, эту компетенцию необходимо там сохранить.

А вот летные испытания по опытно-конструкторским работам надо в одну кучу собирать: держать две летно-испытательные станции — очень дорого. Если отрабатывать борт, наполненный цифровым оборудованием, то городить огород в Кумертау смысла нет — в Казани для этого больше возможностей по инфраструктуре, «притащить» вертолет сюда не проблема. С другой стороны, в Кумертау всегда чистое небо, с чем большие проблемы и в Москве, и в Казани, — летай хоть круглые сутки.

«НИ ДЛЯ КОГО НЕ СЕКРЕТ, ЧТО РУСТАМ НУРГАЛИЕВИЧ ХОРОШО УМЕЕТ ЛОББИРОВАТЬ»

— Ходят слухи о том, что КВЗ будет работать в три полноценные смены...

— Я очень рад, что у нас появилась медицинская тема. И количество санитарных «Ансатов» будет беспрецедентным! Условно говоря, на ближайшие три года загрузка — до предела. Но есть проблема. Нет, это не детские болезни машины — мы ее доведем. Сейчас кровь из носу надо снизить себестоимость «Ансата». Вопрос стоит так: либо себестоимость такая, какая устраивает государство, либо этих вертолетов никто не заказывает.

В принципе, мне понятно, как надо организовывать дело, но это очень большая работа. Представьте: все настроено, сборка идет, все привыкли, и тут вдруг на некоторых технологических переходах надо все ломать, хотя и во благо.

— О каком снижении себестоимости идет речь?

— Чтобы завод развивался нормально, необходима рентабельность минимум 15 процентов. Сейчас это для нас недостижимо. Причем мы не можем поднять цену на медицинский «Ансат» — только изыскать внутренние резервы. И если ради производства 5–10 вертолетов делать это было бессмысленно, то для 50–60 смысл есть.

— Представляя вас коллективу КВЗ, гендиректор «Вертолетов России» Андрей Богинский сообщил, что вам предстоит оперативно создать единую площадку компетенций на базе КВЗ и КумАПП. Поможет ли это КВЗ?

— Все надо сделать грамотно, красиво. Если объединить КВЗ и КумАПП в одно юридическое лицо (а такой вариант рассматривается), мы бы в тяжелые для казанского завода времена (а 2020–2021 годы будут очень тяжелыми) дополнительно получили 20–30 миллиардов рублей годовой реализации.

— Почему будут тяжелыми именно 2020–2021 годы?

— В жирные годы, до 2012-го, когда было много контрактов, мы наполнили рынок вертолетами. А Ми-8 — это как автомат Калашникова: долго-долго летает. И пик насыщения рынка придется как раз на эти годы. В ближайшее время экономику завода поддержит новый индийский контракт на 48 Ми-17В-5. Скажем за это спасибо руководству холдинга и «Рособоронэкспорта». Но такая помощь не может быть бесконечной. Поэтому надо низко поклониться и памятник поставить тем, кто задумал и сделал «Ансат», — без него Казани было бы совсем тяжко. И необходимо что-то делать с темой Ми-8/17: толкаться на рынках, новые модификации предлагать. И лоббизм нужен качественный. Ни для кого не секрет, что Рустам Нургалиевич Минниханов хорошо умеет лоббировать. Наверное, это единственный в России глава региона, который умеет эффективно, с хорошим результатом лоббировать интересы предприятий. Это надо использовать.

— Когда будет исчерпана тема Ми-8?

— Никогда, хотя таких массовых заказов, как ранее, возможно, не будет. Это как Б-52, который пролетает до 2050 года.

— Сроки индийского контракта?

— Он должен быть выполнен за три года, но, возможно, и за два — все будет зависеть от нас. Производство вертолетов этого контракта мы уже запустили.

КВЗ СЛИШКОМ ПРИВЫК К ХОРОШЕЙ ЖИЗНИ

— Появится ли все-таки на серийном гражданском «Ансате», как задумывалось некогда, его изюминка — электродистанционная система управления (ЭДСУ)?

— Некогда случилась неприятная история (катастрофа «Ансата» в Корее — прим. ред.), в результате которой тему ЭДСУ пришлось приостановить. Но ей однозначно надо заниматься.

— Когда в России все-таки создадут двигатель для вертолетов класса «Ансат» и Ка-226?

— Недавно был на фирме «Климов». Там есть проект ВК-800, но разработка стоит огромных денег и потребует нескольких лет работы. Пока на двигатель не выделят адекватных средств, его не будет... После того как я ребятам рассказал о том, в каких количествах будут поставляться «Ансаты» для санитарной авиации, они сразу: «Ух ты! Надо было заниматься!» Считается, что минимум для того, чтобы начинать делать новый двигатель, — 200 изделий.

— Нет опасений, что канадцы-американцы прекратят поставки двигателей для «Ансатов»?

— Нет. Договоренности выполняются. И этим вопросом занимается лично руководство «Вертолетов России».

— Насколько понимаю, вам близка идея сверхлегкого вертолета. У КВЗ был такой проект — «Актай». Будет ли у него шанс или это пройденный этап?

— Как мне кажется, рынок требует такого вертолета. В холдинге есть соответствующая программа, определен завод. Но никто не запрещает этим и Казани в инициативном порядке заниматься. По крайней мере, у меня в планах — влезть в эту тему и попробовать из нее что-то вытащить.

— Ми-38, помимо военных, кто-то интересуется?

— Да, но Ми-38 — это вертолет с продвинутыми летно-техническими характеристиками, который, в отличие от Ми-8, смогут купить в основном государственные структуры. Тем не менее план на ближайшие три года — 16 единиц.

— Будет ли возрождение темы Ми-14?

— Задача перед МВЗ имени Миля и перед КВЗ поставлена, оформлена, нужно только решить вопрос правильной стоимости подготовки производства. Если наберется хорошее количество машин, проект будет очень выгодным.

— Главный потенциальный заказчик — военные?

— Естественно. В первую очередь это военный поисково-спасательный вертолет. Но, как мы помним, несколько Ми-14 успешно конвертировали в гражданские.

— Какие еще задачи перед вами поставили?

— Изначальная задача — высадиться на местности, сориентироваться и предложить свой план действий. Мы же все не из балета — понимаем, что надо делать. Самое главное — загрузить завод. Надо убрать жирок, причем, может быть, даже не там, где, как кажется, он есть. Прошла эта волна с оптимизацией. Хорошо. Но почему в одни места залезли, а в другие — нет? Почему не оптимизировать саму структуру? Зачем обязательно надо лезть в рабочий народ?! Возможно, это надо делать, но почему не посмотрели другие места? Оптимизация должна коснуться не только рабочих, но и руководства.

— Имеете в виду работу на КВЗ команды Томаша Навратила?

— Да. Мы с ним, можно так сказать, в дружеских отношениях.

— Говорят, будет вторая волна его проверок на КВЗ...

— Уверен, толкать будут, причем не только на КВЗ... Но нам важно осознать, что это проблема не Навратила, а наша. В какой-то момент, как мне кажется, завод перестал реагировать на вызовы, в том числе от управляющей компании, от заказчиков. И появился шлейф неприятной информации — что завод срывает сроки, обещания не выполняет. Вот это набиралось-набиралось и набралось.

— Что вам понравилось на КВЗ и что не понравилось?

— Завод мне очень нравится — разговора нет! Люди, инфраструктура, компетенции... Ни одного рубля не потрачено впустую, видно, что большие деньги вложены и вложены с умом.

Второе впечатление. Длительное время завод жил очень хорошо, привык к этому и немного расслабился. Иногда надо съездить в Кумертау и посмотреть, как народ вообще живет!

«ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ЗА ВСЕ ОТВЕЧАЕТ, НО У КОТОРОГО НИЧЕГО НЕТ»

— Ваша авиастроительная карьера началась с УМПО, куда вы попали по окончании Магнитогорского государственного технического университета. Это было распределение или вы специально решили устроиться именно туда?

— Естественно, я хотел на УМПО, но для распределения в Уфу мне не хватило одной сотой балла, и я выбрал завод «Лепсе» в Кировской области. Но все равно кое-какие шаги сделал, да и кадровая служба УМПО, изучив мои документы, заинтересовалась — я ж металлург, литейщик. В итоге меня сразу посадили в отдел главного металлурга, где я стал курировать тогда только зарождавшийся директивный техпроцесс литья монокристаллических лопаток. К слову, изначально я не знал, что УМПО делает авиационные двигатели — считалось, что это завод автомобильных моторов!

— Вы сделали там стремительную карьеру — всего за 10 лет доросли до заместителя генерального директора...

— Там была целая система кадрового воспитания. Среди прочего с нами проводили деловые игры, уже в то время, в 1989 году, с использованием компьютеров. Как только ты попадал в кадровый резерв, за тобой начинали следить. Если где-то появлялась «дыра» — вперед. Но состоялся я благодаря хорошим учителям и в силу того, что оказался в самых критичных точках тогдашних процессов.

— Следите за успехами завода?

— Во-первых, бывших директоров не бывает. Во-вторых, каждый год в день рождения УМПО по два человека получают звание «Почетный моторостроитель», есть оно и у меня, и я до конца дней своих буду получать от УМПО вознаграждение в размере 10 тарифных ставок высококвалифицированного производственного рабочего. В данный момент это около 36 тысяч рублей в месяц. В-третьих, большинство людей в руководстве УМПО — те, из кого я команду успел сколотить.

— Почему именно вас назначили вице-премьером правительства Башкортостана?

— Тогда прокатилась череда неудачных назначений в правительство. А на УМПО много нужно было сделать, поэтому пришлось активничать, а раз так, то попал в поле зрения. В итоге почему-то оказалось, что судьба вице-премьерской должности для правительства Башкортостана оказалась дороже, чем возможные проблемы с УМПО, ведь готовых управленцев на заводе не было. Но с УМПО получилось очень хорошо: там остался Александр Артюхов, сегодня выросший до руководителя Объединенной двигателестроительной корпорации.

— Что главное удалось сделать на вице-премьерском посту?

— Считаю, удалось сделать очень много для поддержки предприятий, которые, несмотря на хорошие годы, находились в тяжелой ситуации. В частности, для того же КумАПП, который в 2007–2008 годах умудрился 8 месяцев не платить зарплату. Тогда я приехал на завод, вручную неделю управлял, поменял руководителя, договорился с директорами республиканских предприятий — КумАПП под пустые, никем не авалированные векселя дали денег (причем в это время ему уже никто ничего не давал), и мы запустили завод.

— А что это за история с созданием «башкирского трактора»?

— Трактор среднего класса. Мы его сделали за год и в 2007-м показали Владимиру Владимировичу Путину. Нам в Европе даже давали деньги на продолжение, но тут грянул 2008 год, мы остались всем должны, работу до конца не доделали, и я потом разгребал это дело до 2012-го, с долгами рассчитывался... А ведь Сергей Анатольевич Когогин меня предупреждал: вы думаете, что вы делаете?! Мы, говорит, просто в Англии купили завод — помните, у КАМАЗа был тракторный проект (трактор КамТЗ ТТХ-215 — прим. ред.)? Тоже все рухнуло... Не регионов это дело — рожать такие сложные технические проекты. Это забота государства, системообразующих корпораций типа «Ростеха». А пытаться делать такие вещи за счет регионального бюджета — авантюра. Раз и навсегда это понял. Надо заниматься тем, чем положено региону, — поддерживать производителей, малый бизнес раскручивать, чтобы он, как во всем мире, мог вопросы социальной занятости решать.

— Вот и вы после вице-премьерства достаточно долго руководили ТПП Башкортостана...

— Пять лет я был вице-премьером, и надоело это мне до такой степени!.. Чтобы вы знали: вице-премьер — это человек, который за все отвечает, но у которого ничего нет, кроме кабинета, секретаря и машины. У министра есть бюджет, люди, а тут... Громко звучит, но больше ничего. Вечно мотаешься куда-то, вечно что-то выпрашиваешь в Москве... Словом, крайне неэффективная работа... Когда стало известно, что пост президента ТПП освобождается, мне с моим опытом показалось интересным этим заняться. За первые два-три года хорошую деятельность развили, бизнес-активность на порядок увеличили.

— Среди прочего вы были сторонником идеи объединения нефтехимических усилий Башкортостана и Татарстана. Думаете, это реально?

— Это не моя идея — в Татарстане есть очень квалифицированные люди, с которыми мы давным-давно дружим. Интересно: если посмотреть задумки советского госплана до 2020 года, то там прорисовано ровно то, что сейчас делает в нефтехимии Рустам Нургалиевич. Задача сформулирована четко: переработка всего и вся. В идеале, все надо делать самим, а не отдавать сырье на Запад и потом покупать там готовую продукцию... Словом, это была совместная идея двух президентов — Рустама Нургалиевича и Рустэма Закиевича (Рустэм Хамитов — глава Башкортостана — прим. ред.). Это реально прорабатывалось, под это дело мы реально хотели завести на заводы Татарстана и Башкортостана потоки нефти и газа. Четко все считали, это приносило огромный валовой продукт, создавалось около 20 тысяч рабочих мест. Пытались поднимать вопрос на очень большом уровне, политически его решить.

— И чем все закончилось?

— ...Кто качает нефть, тот ее и продает. Этим компаниям нужны немедленные деньги. Да и бюджету государства. Это как акциз на водку: выгодно, чтобы люди пили больше водки, потому что с каждой бутылки сразу идет 50 рублей, и раньше умирали, чтобы пенсию не платить. Такой цинизм. Здесь — то же самое.

— А как вы попали в президенты «Салавата Юлаева»?

— В какой-то момент между генеральным спонсором команды — фондом «Урал» — и руководством Башкортостана возникли противоречия. Дошло до угрозы прекращения финансирования. Во главе клуба нужна была компромиссная фигура, устраивающая обе стороны, — вот я и устроил. Кстати, я до сих пор член правления «Салавата Юлаева», а еще — депутат Госсобрания Башкортостана. Думаю, это уникальный случай для казанских заводов!

— Насколько известно, у вас есть личный бизнес — Октябрьская кожевенная фабрика. Также, судя по открытым базам данных, у вас 40 процентов в консалтинговом ООО «В2В-Центр»...

— Фабрика продана в 2017 году. Когда-то первый глава Башкортостана попросил меня вытащить завод из банкротства. Естественно, пока я был госслужащим, не мог быть собственником, а когда ушел в ТПП, то, поскольку был единственным интересантом и «вытаскивателем» завода, пришлось им стать, ведь деньги брал под честное слово у товарищей-коммерсантов. Кроме убытков, этот проект ничего не принес. Я 10 раз перекрестился, когда его, в конце концов, продал.

А из «В2В-Центра» я вышел еще в 2015 году, при переходе на КумАПП.

«КАТЕГОРИЧЕСКИ ПРОТИВ ПРИШЛЫХ ЛЮДЕЙ!»

— У вас на что-то остается время — хобби, спорт, отдых, в конце концов?

— Отдых — это командировки. Считаю, директор должен быть на заводе два-три дня, не более, остальное время — работа на внешнем контуре: в Москве, на заводах-поставщиках, у покупателей продукции. Сидеть здесь нечего — все отлажено. Хотя надо наводить свой порядок, свою, условно говоря, команду сформировать. Я не имею в виду то, чтобы приехать и всех поменять, наоборот, необходимо здешних людей убедить, зарядить целью, чтобы для них это дело стало своим. Ну и молодежь, конечно, надо вытаскивать. Я категорически против пришлых людей, для которых завод — просто очередное место работы. На КумАПП, когда я приехал, было много таких. Ни одного в итоге не осталось. Сейчас техническому директору 28 лет, замам — по 33–35, самому «старому» — 37 лет. Они все оттуда, им хочется работать, у них глаза горят, для них нет понятия времени: если задачу надо выполнять, она будет выполняться хоть до утра. Я не говорю, что именно так надо работать, но если заводу 30-го числа надо завершить контракт, то это должно быть сделано 30-го и ни минутой позже.

— С собой кого-то привезли из Кумертау?

— Я бы хотел одного человека, но ни в коем случае не собираюсь кого-то на чье-то место ставить. Скорее всего, это будет функция интеграции между Казанью и Кумертау.

— Так все-таки насчет отдыха, хобби...

— Я профессиональный лыжник — 10 лет занимался лыжными гонками. А любой профессиональный лыжник профессионально катается на горных лыжах. Сегодня это у меня любимое занятие.

— На горнолыжку местную успели съездить?

— Нет. Пока здесь, кроме кабмина, КВЗ и места, где я живу, ничего толком не знаю. Но у меня тут друзей полно. Вот Шамиль Агеев недавно вытащил в театр. Но все еще успеем.

— Как вам Казань?

— Казань есть Казань. Мировая столица! Всех татар. Если серьезно, Казань — молодец, тут даже вопросов нет! Если еще лет 10 назад можно было поставить что-то в упрек, то сейчас... без комментариев. Уфа тоже отличный город, и, мне кажется, две эти региональные столицы сильно отличаются от других схожих с ними по статусу городов в лучшую сторону. Видимо, потому, что есть в хорошем смысле слова честолюбие, отношение к самим себе выше, чем в других местах.

— Традиционный вопрос от «БИЗНЕС Online»: три секрета для успеха в бизнесе?

— Ничего не бояться. Слушать людей с опытом. И, самое главное, всегда учиться. Сегодня я точно знаю: нерешаемых вопросов не бывает.