— Как скажется для Авиакомплекса имени Ильюшина новый статус?

— Безусловно, положительно. С образованием разрыва между поколениями оказалось не так просто подобрать руководство авиакомплекса. Мы были организованы 13 января 1933 года. Сергей Ильюшин собрал бригаду из шести человек и начал проектировать самолет ЦКБ-26, который стал прообразом самолета Ил-4 — 5,5 тыс. этих самолетов внесли весомый вклад в победу. Сергей Владимирович ушел на пенсию в 1970 году в июле. Он сказал: «С тех пор, когда я не могу приходить первым и уходить последним, я не могу быть генеральным».

Сейчас пошел 69-й год моей работы здесь. А тогда, в 1970 году, распоряжением Совбеза я был назначен генконструктором и ответственным руководителем предприятия. И в этой должности прослужил до 2005 года: тогда мне исполнилось 80 лет, я написал заявление и вот с тех пор работаю главным советником по науке генерального директора. Когда произошло акционирование, генеральным директором стал Виктор Ливанов, он возглавлял коллектив до ухода из жизни в мае 2014 года. С того момента у нас сменилось три руководителя: Сергеев, Вельможкин, Рогозин. Это, конечно, не здорово. Мы с Алексеем Рогозиным неоднократно встречались, обсуждали проблемы, и я понял, что он и его команда — серьезные люди, которые заинтересованы в том, чтобы обеспечить выполнение всех задач, которые стоят перед дивизионом военно-транспортных самолетов и перед Авиакомплексом имени Ильюшина. Сергей Владимирович, когда начинал работу, говорил, что самое трудное — создать коллектив энтузиастов-единомышленников. Это сложнее, чем построить самолет. Сегодня эту формулу Ильюшина надо продолжать. Мы находились долгие годы в очень добрых отношениях с Олегом Константиновичем Рогозиным, особенно наш контакт усилился при создании самолета Ил-86. Он отлично разбирался в технике и был смелым человеком. Я хочу выразить уверенность, что Алексей Рогозин пойдет по пути своего деда и будет надежным руководителем. Ильюшинский стиль работы заключается в том, что надо делать просто, надежно и долговечно. За эти годы не было ни одного дня, чтобы наши самолеты не находились в серийном производстве.

— Есть сейчас какие-то новые разработки? Чем сейчас вплотную занят коллектив?

— Ну, во-первых, легкий турбовинтовой военно-транспортный самолет Ил-112. Мы им занимаемся давно. Когда-то было постановление правительства, подписанное еще Виктором Черномырдиным, чтобы мы сделали пассажирский самолет на 50 человек. Причем любопытной в этом постановлении была система оплаты: мы должны были получать деньги за счет нефти. В Уфе есть нефтеперерабатывающий завод, нам выделили квоту, они на базе этой квоты вырабатывали бензин и керосин, продавали его, а деньги шли на создание самолета Ил-112. Сделали эскизный проект, начали работать. Но потом квоту ликвидировали, и деньги пропали. Потом у военных появилась задача заменить самолет Ан-26. Мы выиграли конкурс, предъявили макет, кабина была сделана деревянная, использовали макет самолета Ил-114. Начали работать, выпустили примерно 80% чертежей, а потом прекратилось финансирование. Вот оно через энное количество лет возобновилось. Мы продолжили свою работу. Сегодня на нашем родном заводе ВАСО строится первый опытный самолет Ил-112. На сегодняшний день там построен фюзеляж, построено крыло, они состыкованы, остается сделать начинку, и мы надеемся к концу года выполнить первый полет. Это первая новинка. Вторая «старинная» новинка — это самолет Ил-114. В России есть три области, в которых наши граждане разбираются лучше всего,— это футбол, авиация и космос. И вот читаешь газеты, некоторые пишут, что раньше конструктор навязывал «Аэрофлоту» то, что он считает нужным, без учета интересов пассажиров... Нет, самолет создавался всегда совместно. Теперь говорят, что эта машина имеет «переразмеренное» крыло. Давайте прочтем требования к летно-техническим характеристикам и экономическим характеристикам: практическая дальность полета не ограничена общим временем и должна составлять с коммерческой нагрузкой 5,4 тонны 1 тыс. км, с коммерческой нагрузкой 1,5 тонны — 4,8 тыс. км. Это сделано в том числе для того, чтобы самолет можно было эксплуатировать в условиях Арктики и Антарктики.

— А что касается других новинок?

— Интересная история получилась с созданием перспективного среднего военно-транспортного самолета, который мы изначально начали делать с индусами. Сразу встал вопрос по поводу кабины: партнерам не нужна была большая, но мы же и о своих ВВС должны думать. Соответствующий НИИ дал заключение, что сечение должно быть такое же, как на самолете Ил-76 (3,45 на 3,4 м.— “Ъ”). И вот тогда родился самолет, на него мы установили два двигателя ПС-90-76, появилась половина 76-й машины. Кроме того, сейчас на базе грузового самолета ИЛ-96–400Т мы собираемся сделать дальнемагистральный широфюзеляжный самолет на 415 мест. Пора вытеснять наших уважаемых коллег, чем мы на сегодняшний день и занимаемся. Что касается Ил-96, то сегодня самое главное и сложное — сделать новый пассажирский интерьер.

— Это так сложно?

— Это очень непростая работа, которая захватывает все системы самолета. Вот в 1996 году мы перегнали самолет Ил-96–300 в Базель, нужно было за квартал сделать интерьер. Только за три квартала справились.

— В чем в настоящий момент заинтересована военно-транспортная авиация?

— Я уверен, в Ил-112, в самолетах Ил-76 и, конечно, в развитии этой машины — в удлиненной модификации Ил-76МФ.

— Военно-транспортная авиация получает в год около 16–18 машин из капитального ремонта. Это укладывается в программу жизненного цикла?

— Мы вообще стремимся делать самолеты, которые не требуют капитального ремонта. Гражданская машина обычно имеет около 30 тыс. летных часов, а военные имеют маленький налет, поэтому там надо в большей степени смотреть за состоянием самолета, потому что самолет, который летает, имеет меньше повреждений, чем тот, который стоит на земле. Поэтому я думаю, что особых проблем тут нет, тем более что мы сейчас занимаемся модернизацией тех машин, которые у них есть.

— Что с производственными мощностями? Для того, чтобы закрывать все имеющиеся потребности заказчиков, хватает?

— Это сложный вопрос. Сейчас изменилась система работы. Если раньше мы проектировали и у нас здесь, в Москве, было опытное производство, которое делало первый опытный самолет, и он взлетал с центрального аэродрома, то сегодня, например, новый легкий военно-транспортный самолет Ил-112 мы строим сразу на ВАСО. Конечно, желательно конструкторов прибавить: в Авиационном комплексе имени Ильюшина у нас примерно в два раза меньше людей, чем до 1990 года. Российский рынок велик: и по объему, и по типу самолетов. Причем строиться они должны для российских условий, это мое глубочайшее убеждение. Но эти самолеты всегда находили и внешний спрос.

— На ваш взгляд, когда был самый тяжелый период на предприятии?

— Я в своей жизни пережил две конверсии. Первую провозгласил товарищ Маленков в 1946–1947 годах. Мы начали делать кастрюли, чайники… Я теперь могу сказать, что самая сложная часть у чайника — это носик. А когда Михаил Сергеевич Горбачев объявил конверсию, Авиационному комплексу имени Ильюшина было поручено, например, производство пакетов из бумаги. Мы сделали в Ташкенте автомат, он производил любое количество этих самых пакетов, но в них тогда было нечего засыпать. Или вот был у нас стенд для динамической сушки шкурок норки. Один раз к нам приехал американский профессор и спрашивает: «Говорят, у вас ведется работа по конверсии? А кто у вас за это отвечает?» Я говорю: «Анатолий Шапошников». Профессор спрашивает: «А что он еще делает?» Я ответил, что еще он отвечает за электрику и пилотажно-навигационный комплекс на наших самолетах.

— Есть ли приток молодых кадров?

— Очень серьезный вопрос, и мы в авиационном комплексе этим делом занимаемся. Мы ведем ряд работ и с Академией наук авиации и воздухоплавания, и с клубом инженерно-авиационным, который возглавляет Юрий Сергеевич Елисеев. Проводим с молодежью олимпиады по истории авиации. В 2016 году мы приняли на работу 457 человек. Это не так мало. Более половины вновь принятых сотрудников, 236 человек, составляет молодежь в возрасте до 35 лет. У нас установлена связь с институтами, заключаем договоры со студентами МАИ, чтобы они потом пришли к нам на работу.