— Возглавив Центр имени Хруничева в 2014 году, вы говорили, что предприятие находится в плачевном состоянии. Что удалось исправить?

— Ситуация, действительно, была тяжелая. Программа финансового оздоровления, которую мы приняли по согласованию с госкорпорацией «Роскосмос» и правительством, подразумевала экономические преобразования в течение десяти лет — она должна была закончиться к 2025 году. Сначала мы занимались стабилизацией, поскольку нам не хватало оборотных средств даже для производственной деятельности. Это был этап 2014–2016 годов: тогда нам активно помогало государство, давшее деньги на выпуск ракетно-космической техники. Сейчас идет этап модернизации, подразумевающий основные преобразования на производстве. Я думаю, что окончательный облик производственной структуры выстроится в конце 2018 — середине 2019 года. После этого начнется устойчивое развитие. В этом году будет три года, как мы реализуем эту программу: ситуация у нас непростая, но процесс идет в строгом соответствии с ранее принятыми планами.

— Для чего тогда потребовалась новая программа финансового оздоровления?

— Изменился ряд исходных условий. Был утвержден новый бюджет государства на ближайшие три года, в рамках этого произошло сокращение затрат по ряду проектов, которое мы обязаны были учесть. Программа стала для нас несколько жестче, но все равно выполнима.

— Как складываются отношения с ВЭБом, который должен был в несколько этапов выдать вам заемные средства? Первый транш в размере 12,5 млрд руб. вы получили полностью, а дальше?

— После этого мы получили под поручительство «Роскосмоса» еще два займа от других банков на 20 млрд руб. Объем средств, изначально заложенный в программу оздоровления, мы получили полностью. Но уже из других источников.

— Как продвигается акционирование предприятия?

— Мы находимся на финишной прямой и в июле этого года планируем стать акционерным обществом.

— Правда, что часть территории ГКНПЦ в Филях отдадут под жилую застройку?

Мы отозвали на Воронежский механический завод 71 двигатель. Это очень много, но это было необходимо сделать

— Какие планы у правительства Москвы относительно этой территории, я сказать не могу. Но мы активно обсуждаем возможность открытия на высвобождаемых землях технопарка, в котором можно было бы развивать современные космические технологии.

— Когда рассчитываете возобновить пуски ракет-носителей «Протон-М», приостановленные после отзыва двигателей второй и третьей ступени из-за использования в них неверного припоя?

— Первый пуск у нас планируется на 29 мая. Изначально коммерческий запуск аппарата Echostar-21 должен был состояться в конце 2016 — в начале 2017 года, но, к сожалению, двигатели на этой ракете попали в зону риска. Поэтому мы предложили заказчику замену «Протона» на тот, где стоят полностью исправные двигатели. Буквально на прошлой неделе у нас состоялась финальная встреча, на которой заказчик подтвердил свое согласие на замену ракеты.

— Сколько всего двигателей отозвали на Воронежский механический завод (ВМЗ)?

— 71 двигатель. Это очень много. Но это было необходимо. В сложившейся ситуации по части двигателей существовала чисто теоретическая вероятность присутствия дефекта. Нам всем хватило мужества сказать: «Давайте лучше остановимся и проверим все».

— И сколько потребуется на исправление?

— Уже в начале мая придет первая исправная партия из Воронежа.

— Пусковая программа сильно пострадала?

— Сколько планировали пусков, столько и осталось. Все будет зависеть от готовности космических аппаратов: у нас же пуски зачастую сдвигаются не только из-за проблем с ракетами, но и из-за неготовности полезной нагрузки, которую мы собираемся запускать.

— Два «Протона-М» не поставили Минобороны РФ тоже из-за двигателей?

— Да. Сами ракеты были практически готовы в конце 2016 года, но в результате отгрузим их в третьем квартале 2017-го.

— С ВМЗ с легкой душой расстаетесь?

— Ну, нельзя так говорить, будто бы это было обременение для нас и мы с ними мучились… В соответствии с планами госкорпорации ВМЗ переходит в периметр ответственности НПО «Энергомаш», на базе которого будет сформирован двигателестроительный холдинг.

— А еще от чего-то будете избавляться или все существующие активы вам нужны? Интересует судьба Усть-Катавского вагоностроительного завода.

— Будущая структура подразумевает оптимизацию части площадей, но при этом все филиалы будут сохранены при производстве ракетно-космической техники. Что касается Усть-Катава, то в структуре холдинга он станет центром компетенции по изготовлению литья, штамповок, метизов, резинотехнических изделий. В ближайшие несколько лет завод будет реконструирован за счет средств ФЦП под и создание там новых мощностей.

— Недавно «Роскосмос» подал очередной иск к Центру имени Хруничева на 600 млн руб., а ранее еще один — на 1 млрд, в январе — вообще более чем на 2 млрд руб.

— У нас были договорные обязательства по поставкам ракетно-космической техники и выполнению ОКР. Наши обязательства не были выполнены в полном объеме, и, как следствие, мы получили иски.

— И каковы перспективы разрешения этого конфликта?

— Попытаемся снизить сумму исков, приведем свои доводы.

— Минобороны РФ не очень-то прислушалось к вашим доводам в суде, связанном с аварией «Протона» в 2013 году.

— Наверняка найдем какие-то компромиссные решения.

— В каком состоянии сейчас конверсионная программа «Рокот»?

— Пока в действующем. Мы сейчас делаем последние машины, последний пуск будет коммерческий — запустим аппарат Sentinel-3B в интересах Европейского космического агентства. Ориентировочно это состоится в конце 2017-го или в первом квартале 2018 года. После этого программа завершится.

— Система управления там будет украинского «Хартрона»?

— Да. Недавно получили с Украины последнюю комплектацию на коммерческие пуски.

— На смену «Рокоту» должна прийти «Ангара-1.2». В каком состоянии этот проект?

— Сейчас происходят стендовые испытания отдельных узлов и агрегатов, после будем собирать уже первую летную ракету, чтобы в 2019 году осуществить ее первый пуск. Машина получилась неплохая. Подписан один твердый контракт с корейским аэрокосмическим институтом на проведение пуска в 2020 году. Он пока один, но общий интерес к данной ракете на коммерческом рынке достаточно большой.

— Ее продвижением занимается компания International Launch Services?

— Да, у них эксклюзивное право вообще на все семейство ракет-носителей «Ангара».

— Проект «Ангара-А3» будет реализован?

— Нет, от нее отказались. У наших коллег из «Роскосмоса» есть новый проект «Феникс», который в будущем займет эту нишу.

— А с тяжелой «Ангарой-А5» что происходит? В этом году должен был состояться пуск, но он в планах отсутствует.

— Мы перенесли его на 2018 год. Причина банальна: параллельно с опытно-конструкторскими работами у нас шел процесс передачи производства в Омск, и мы по обоюдному согласию с Минобороны РФ решили провести дополнительные испытания. Это нужно, чтобы подтвердить готовность производства омского предприятия с точки зрения качества выпускаемой продукции, стабильности технологических процессов и квалификации персонала. Поэтому сейчас мы готовим стендовые изделия. В 2017 году мы завершим все испытания в ЦНИИ машиностроения и после этого запустим производство в Омске.

— Вы, кстати, проводили там модернизацию производства, закупая для этого станки. Российские?

— Не всегда.

— Закупке иностранной продукции санкции не мешали?

— Нет.

— Какая полезная нагрузка будет выводиться первой на «Ангаре-А5»?

— С учетом срока поставки ракеты-носителя с заказчиком обсуждается несколько вариантов полезной нагрузки. На сегодняшний день окончательное решение пока не принято.

— Это правда, что Ангола интересовалась запуском на «Ангаре» своего AngoSAT?

Буквально на прошлой неделе к нам обратился один из клиентов SpaceX, попросив нас рассмотреть возможность переноса пуска его аппарата с ракеты Falcon на «Протон-М»

— Да, мы рассматривали такую возможность с нашими коллегами из РКК «Энергия», но это был один из вариантов. Но в итоге был выбран другой тип носителя.

— Вы обещали, что предприятие будет выпускать по две тяжелые ракеты «Ангара-А5» и по одной легкой в год. Сбудутся ли прогнозы или сроки опять будут сдвигаться?

— Планы сохранились. У нас идет опытно-конструкторская работа «Амур», мы входим в пилотируемую программу… Поэтому с учетом консолидированного заказа — Минобороны и «Роскосмоса» — эти параметры сохранены: с 2021 года будут выпускаться по две большие машины и одна маленькая.

— Как идут работы по разгонному блоку КВТК (кислородно-водородный тяжелого класса.— “Ъ”)?

—Сейчас закрываем предыдущий контракт. Идет процесс сдачи первичных документов. В первой половине этого года — начале второй мы должны заключить новый контракт на КВТК с госкорпорацией на продолжение работ.

— В каком году ждать пуск?

— В 2024-м. Изначально планировали провести в 2021 году, но тут действительно корректировки бюджета повлияли на сроки.

— Сроки пуска пилотируемой «Ангары-А5П» прежние?

— Да — в 2021, 2022 и 2023 годах.

— Зачем вы тогда готовите несколько новых модификаций «Протона»?

— Когда 15–20 лет назад мы вышли на рынок коммерческих пусков, Центр имени Хруничева был фактически монополистом. У нас была одна ракета, которую мы предлагали рынку,— и рынок подстраивался под нее, а не наоборот. Было ли нам комфортно? Конечно. Со временем появилось много новых игроков. И как только у рынка появилась возможность использовать различные варианты, то они стали выбирать те носители, мощности которых достаточны для выведения их полезной нагрузки. Есть серьезная тенденция — космические аппараты становятся легче. И те, кто раньше стоял в очереди к нам со своими спутниками в пять с лишним тонн, стали делать аппараты в четыре тонны. И платить на избыточную мощность ракеты они уже не хотят. А у нас «Протон-М» как выводил шесть тонн на орбиту, так и осталось шесть тонн. Мы поняли, что и нам надо меняться: невозможно конкурировать, имея в линейке только один продукт. Точнее, можно, но только если искусственно снижать цену — но вы же понимаете, что делать это бесконечно невозможно. Надо учитывать, что «Байконур» располагается значительно севернее космодромов наших конкурентов. Тем же Falcon и Ariane мы значительно проигрываем по энергетике только за счет географии. Если бы «Протон» летал с экватора, то нам бы не пришлось вообще ничего придумывать, но это из разряда «если бы да кабы». Поэтому несколько лет назад мы сделали первый шаг — поменяли политику продаж, дифференцировав заказчиков на постоянных и разовых. А теперь создаем целое семейство на базе «Протона» под различные заказы, которые могут поступить.

— Речь идет чисто о коммерческих заказах или же госзаказчиков тоже будете приглашать?

— «Протон-М» тоже создавался как коммерческий проект, а сегодня мы на нем выполняем и федеральные заказы. Я считаю, что иметь линейку машин, которые бы отвечали различным требованиям, это правильно. Мы прошли первый НТС (научно-технический совет.— “Ъ”) в конце 2016 года, а сейчас готовимся ко второму. Поскольку в версии «Протон Medium» изменения от оригинала не сильно большие, то рассчитываю, что первая машина появится в конце 2018 года.

— А версия Light?

— Мы презентовали ее на международном рынке, но были вынуждены отложить ее создание. Изначально я считал, что именно эта версия будет наиболее востребованной. Однако, проанализировав интерес потенциальных заказчиков, оказалось, что наибольшее внимание приковано к варианту Medium. То есть у большинства заказчиков полезная нагрузка соответствуют именно этой модификации. Спрос все диктует.

— До какого года будете эксплуатировать «Протон»? Есть ли возможность продлевать их ресурс после 2025 года?

Реальная задача, которая стоит сейчас,— это стабильный рост заработной платы. Невзирая даже на ту ситуацию, в которой находится предприятие

— К тому моменту, когда «Ангара» полетит, а к 2025 году это точно должно произойти, то с «Протоном» уже простимся.

— Илона Маска боитесь?

— На прошлой неделе к нам обратился один из клиентов SpaceX, попросив нас рассмотреть возможность переноса пуска его аппарата с ракеты Falcon на «Протон-М». Работать надо, а не бояться (смеется).

— Некоторые сотрудники Центра имени Хруничева в связи с вашим приходом на предприятие волновались: боялись сокращений, урезания заработной платы…

— Реальная задача, которая стоит сейчас,— это стабильный рост заработной платы. Невзирая на ситуацию, в которой находится предприятие. Да, есть огромные долги. Пока не самое высокоэффективное производство, но за первые два года нам удалось добиться стремительного роста средней заработной платы: на 19,3% по итогам 2015 года, на 11,4% по итогам 2016 года. В прошлом году темпы роста несколько замедлились, прежде всего из-за снижения загрузки производства. Планы на 2017 год изменений не претерпели: мы обязаны обеспечить дальнейший рост заработной платы, соответствующий уровню высокотехнологичного производства.

— Центр имени Хруничева будет как-то участвовать в реализации лунной программы?

— Безусловно. Пока не отказались от двухпусковой схемы при помощи тяжелых ракет «Ангара-А5В» — это по-прежнему один из вариантов реализации программы, которые есть.

— А к сверхтяжелой ракете как относитесь?

— Недавно с иностранными коллегами мы обсуждали тенденции развития отрасли на ближайшие десятилетия. И они честно отвечают, что идут в сторону минимизации веса полезной нагрузки: меньше микросхемы, эффективнее антенны, компактнее двигатели. Но тут же оговариваются, что существует экономическая целесообразность в объединении усилий нескольких крупных компаний в создании большого космического аппарата и запуска его при помощи одной сверхтяжелой ракеты. И эта развилка будет определять облик будущих ракет-носителей.

Разговор про нагрузку действительно очень серьезный — 35, 50 или даже 70 тонн. На сегодня технический потенциал ракетостроительной отрасли страны позволяет реализовать задачи любой сложности. Но я считаю, что в данном проекте очень важно точно определиться с целеполаганием.