- Сергей Константинович, чем отличается жизнедеятельность космонавтов, выполнение научных программ и функционирование аппаратуры на станции «Мир» и на МКС?
     - Мне повезло: я первым из русских космонавтов участвовал в полете на американском шаттле. Мне посчастливилось побывать в первой экспедиции на МКС, а также полетать в свое время на российской станции «Мир».
     В декабре 1998 г. состоялся мой первый сборочный полет на шаттле на международную космическую станцию, потому что в ноябре того же года стартовал первый модуль МКС. В том полете мне довелось быть первым и единственным представителем России, так как я к тому времени уже имел опыт работы на станции «Мир» и полетов на шаттле. Командиром экипажа был Б. Кадане. Первый полет тогда составил 11 суток.
     По возвращении я продолжил подготовку к первой длительной экспедиции на МКС. В конце октября 2000 г. мы полетели на МКС с У. Шафордом и Ю. Гидзенко. Тот полет уже составил 140 суток. Кстати, мы были первым экипажем, который стартовал сразу после затопления в 2001 г. станции «Мир».
     Разница между станциями заключается в первую очередь в том, что отдельные элементы МКС создавались в разных странах. Международная космическая станция - первый проект, в котором международные космические объекты состыковывались на орбите в единое целое. Так что работа на станции символизирует собой международную технологическую и межличностную интеграцию в космическом пространстве. Подобных технологий раньше не было. На наших глазах происходит продолжение строительства и модернизации МКС. В отличие от земных условий, где все можно переделать, доделать, там нужно все делать сразу и наверняка, так как все космические программы очень дорогостоящие, так же как и применяемое там оборудование. Система связи, система электропитания, компьютерные программы американских и российских модулей очень отличаются, поэтому нам приходилось делать так, чтобы все системы, несмотря на принципиальные отличия, стабильно работали.

- Каковы на ваш взгляд перспективы станции, если в 2015 г. завершается ее гарантированный ресурс?
     - Это совсем не означает, что станция будет работать только до 2015 г. Когда создавалась станция «Мир», гарантированный ресурс ее был всего 5 лет, но в процессе полета проводились испытания, продлившие ее существование еще на пятилетку. Уже сегодня понятно, что и МКС сможет работать дольше заложенного гарантированного ресурса. Но во многом срок ее существования на орбите будет зависеть и от политических условий, которые сложатся к 2015 г.

- Мы все, безусловно, радуемся успехам наших космонавтов, ждем их благополучного возращения на Землю. Но объясните, чем важны научные эксперименты в космосе для простых землян?
     - Мы до сих пор не знаем, как устроен человек. Надо нам это знать? Вопрос риторический. Это нужно для того, что спасти человечество от смертельных заболеваний XXI века, чтобы продлить человеку жизнь, чтобы лучше понимать процессы, происходящие в его организме. Поэтому в космосе проводятся, например, эксперименты, позволяющие изучать, как человек ориентируется в пространстве. Изучая вестибулярный аппарат в космосе и на Земле, мы получаем дополнительную информацию о механизме передачи импульсов в человеческом организме. Исходя их тех обрывочных данных, которыми мы обладали до сих пор, можно сделать вывод, что человек вообще-то не должен стоять вертикально. Сейчас, когда в этом вопросе разобрались более детально, в том числе по результатам научных экспериментов, проведенных в космическом пространстве, ученые получают все больше данных о природе человека, которая позволяет ему держаться вертикально. В условиях земного притяжения у нас достаточно много дополнительных опор, которые позволяют человеку ходить прямо. В космосе этих опор нет, поэтому мы можем изучать физиологию человека в чистом виде. В перспективе это потребуется летчикам, подводникам, которые для ориентации в пространстве используют порой исключительно свой организм.

- А на Земле эти эксперименты провести можно?
     - В один из своих первых полетов на МКС нами был проведен эксперимент «Плазменный кристалл». Он связан с физикой плазмы. В плазме находятся заряженные частицы с большой массой и с большим зарядом, которые в определенных условиях выстраиваются в кристаллическую решетку. На Земле этот эксперимент провести не удается, потому что под действием гравитации частицы большой массы искажают кристаллическую решетку.
     Эксперимент «Плазменный кристалл», как предполагается, позволит в будущем создавать новые источники ядерной энергии, удешевить выращивание искусственных алмазов и создать новые технологии в медицине.
     По словам ученых, область применения результатов эксперимента самая обширная - пылевая плазма находит применение в микроэлектронике, в дизайне наноструктур, ведутся исследования для создания ядерной батареи для космических полетов. Этот эксперимент очень важен также для телекоммуникационных технологий, для развития новых видов энергетики.
     Сейчас в мире бум нанотехнологий - плазменный кристалл открывает здесь принципиально новые возможности. Кроме того, на его основе можно сделать новые компактные источники питания с очень большим сроком работы. Помимо этого, эксперимент удешевит процесс выращивания искусственных алмазов, потому что основные затраты при их выращивании идут на очистку исходного материала.
     Другой пример. Известно, что в космосе вымывается кальций из костей. Первоначально для ученых это было проблемой. Насколько она серьезна, никто не знал. В процессе длительных полетов ученые стали анализировать, как меняется прочность человеческой кости в космосе, как именно происходит процесс вымывания кальция, как человек восстанавливается после полета... Это дало дополнительные знания о том, как возникает на Земле остеопороз и как лучше его лечить.
     На Земле при разработке новых лекарств всегда есть какие-то примеси. Невесомость позволяет создавать абсолютно совершенные, чистые вещества, способные увеличить лечебный эффект лекарственного препарата в двадцать раз.
     Еще на «Мире» мы измеряли на просвет изменение света звезды, заходящей за горизонт. По ее мерцанию мы получали новые данные об атмосфере: уточняли ее модель, выясняли проблемы атмосферы, о которых так много говорят сегодня. Таким образом, только находясь внутри космической станции, можно вывести формулу атмосферы. В будущем это позволит прогнозировать те повреждения, которые она получает, и более точно рассчитывать озоновый слой.

- Вы трижды были на МКС. Как менялись и меняются со временем научные программы?
     - Меняются, но не так быстро, как хотелось бы. К сожалению, не так много внимания уделяется фундаментальной науке. Было время, когда на научные космические программы выделялось совсем мало средств. Теперь ситуация постепенно выправляется. Сейчас существует другая проблема: нам недостаточно тех объемов, которые есть на российском сегменте. К сожалению, планы по строительству российского сегмента постоянно сдвигаются. Например, многоцелевой лабораторный модуль должен был быть на борту еще в 2005 г. Сейчас этот срок перенесен на 2011 г.
     Есть некоторые повторения научных программ, но об этом не стоит беспокоиться, так как наука заключается в воспроизводимости результатов. Для нас важен набор статистики. Если ты якобы получил какой-то уникальный результат, который больше никто не может повторить, это не наука, а шарлатанство. Это, кстати, удивляло меня самого двадцать лет назад во время моего первого полета, во время третьего, пятого... В течение каждого полета, например, у нас брали анализы крови. По логике они не могут меняться со временем. Но техника, совершенствуясь, позволяет изучать их более детально и точнее выяснить некоторые закономерности, происходящие в человеческом организме на борту космического корабля.

- С точки зрения комфорта и условий проведения научных экспериментов на борту что-то меняется?
     - Если говорить о российском сегменте, то изменения несущественные. Объем его, например, сейчас меньше, чем на станции «Мир». Но суммарные объемы стали больше за счет пристыковки международных модулей. Возможности связи и сброса информации тоже стали меньше. Но с учетом того, что мы можем пользоваться возможностями партнеров, эффект практически такой же.

- Чем отличаются полеты на «Союзе» и на шаттле?
     - «Союз» меньше, проще в эксплуатации. С точки зрения выведения на орбиту разницы практически никакой: циклограммы очень похожи. С точки зрения удобства на шаттле больше места, но его все равно не используешь, потому что сидишь привязанным к креслу. С точки зрения пребывания и работы на МКС по сравнению с кораблем все-таки удобнее. Если говорить о посадке, то на шаттле она гораздо мягче, вход в атмосферу более пологий, перегрузки при этом меньше. Заходит на посадку шаттл как самолет, делая какие-то маневры. Даже если они энергичны, то спокойнее, чем на «Союзе». Наш корабль входит в атмосферу более круто, на нем больше вибрации и перегрузки. Посадка на парашюте, несмотря на двигатели мягкой посадки, все равно (особенно при ветре) может оказаться достаточно жесткой. Но все эти неудобства окупаются надежностью. На шаттле может быть более элегантная система, но любые повреждения оказываются для него более существенными. Резервных вариантов на нем гораздо меньше, чем на «Союзе», который доказал свою надежность даже при отказах некоторых систем управления (на шаттле они привели бы к гибели экипажа).

- Как вам работалось в составе международного экипажа?
     - Накладывает определенные особенности не работа в составе международного экипажа, а условия работы на Международной космической станции: мы взаимодействуем с двумя центрами управления полетами (Московским и Хьюстонским). Экипаж объединяет представителей разных технических культур, но благодаря тому, что и российские, и американские профессиональные космонавты достаточно много тренируются и тесно взаимодействуют друг с другом еще до полета, все эти проблемы исчезают, и, с моей точки зрения, взаимодействие становится более интересным и имеет большой потенциал. Возможности российской программы сливаются с возможностями американской, японской, европейской программ, что приводит к новым экспериментам, наращивается объем станции, возникают новые задачи. Таким образом, работа международных экипажей на МКС очень эффективна.

- Вы возглавляете Центр подготовки космонавтов имени Ю.А. Гагарина. Переход самой известной в мире войсковой части, которой был ЦПК на протяжении почти 50 лет, на гражданские рельсы не скажется на качестве подготовки российских и международных экипажей?
     - Для космонавтов побывать в космосе - только часть работы. Многое еще надо успеть сделать на Земле. Задачи подготовки космонавтов для осуществления космических полетов с 1960 г. решает наш Центр. Он прошел несколько этапов развития, в процессе которых совершенствовалась его структура, развивалась техническая база, накапливался опыт подготовки космонавтов для полетов на любых космических кораблях.
     Справедливости ради надо сказать, что ЦПК на протяжении многих лет имел двойное подчинение: многие вопросы подготовки космонавтов решались и в рамках Министерства обороны, и в рамках Российского космического агентства. В настоящее время Центр проходит этап организационных преобразований, которые, однако, не затрагивают созданную за прошедшие годы современную уникальную лабораторно-тренажную и испытательную базу.
     Главное, что нам удалось сохранить специалистов, несмотря на то что часть из них сняла погоны и по возрасту, и в соответствии с преобразованиями в Вооруженных Силах. Сегодня к нам прикомандировано 210 военнослужащих, и мы теперь приглашаем их работать уже в качестве гражданских специалистов. Я надеюсь, что мы с ними не расстанемся и далее - нам столь квалифицированные кадры очень нужны.