– Концерн ПВО «Алмаз–Антей» возобновил производство зенитно-ракетной системы С-300В. Многие читатели не обращают внимания на буквенный индекс «В» или «П», а ведь речь идет о разных системах?
С.Д.: Индекс «В» означает «войсковая». Эта система предназначена для защиты войск на марше и боевых позициях. И движется в боевых порядках войск. Вторая система с индексом «П» – для частей ПВО. Она прикрывает от воздушно-космического нападения важные административные и промышленные центры. К С-300П близка по построению третья система – С-300Ф, что означает «флотская». Она размещается на крупных надводных кораблях. У «П» и «Ф» единая ракета. А вот С-300В, как говорится, пошла своим курсом, хотя задание на проектирование у всех было общее.
Корабельную С-300Ф разрабатывал НИИ «Альтаир», а линейку С-300П – С-300ПМ – ЦКБ «Алмаз». С-300В спроектировал Научно-исследовательский электромеханический институт, а ракету для него создало КБ «Новатор». Войсковой комплекс изначально создавался для борьбы с баллистическим целями. Должен был перехватывать боеголовки американских тактических ракет «Першинг», которые тогда размещались в Европе.
В советское время было так: заканчивается испытание системы, а на столе уже документация на следующую ее модификацию. Тогда не было такого, чтобы проектировщик сидел без дела. Возможно, это и затратно, но зато мы имели безусловный прогресс и быстрый рост технических характеристик всех систем вооружения. По этой схеме шло и дальнейшее развитие ЗРС С-300В. Как и развитие «Бук-М2».

– Судьба «Бук-2М» схожа с судьбой С-300В?
С.Д.: Это тоже система войсковой ПВО, но средней дальности. Примерно в одно время, в 1988–1989 годах, были завершены государственные испытания этих систем. Но когда начался этап серийного производства, произошли те катаклизмы, которые ввергли промышленность в общий коллапс. Серийное производство так и не удалось начать, потому что оно требует определенных вложений.

– Это значит, что производство остановилось?
С.Д.: До 2005–2006 годов фактически ничего не производилось. Эти две прекрасные новые системы С-300В и «Бук-М2», можно сказать, состарились, так и не появившись на свет. И элементная база, на которой они были построены, за это время устарела. Но это полбеды. Поскольку на эти электронные компоненты не было спроса, развалились предприятия, которые их производили. Когда мы приступили к производству, выяснилось, что его невозможно начать – не из чего делать. Срочно требовалось решить две задачи. Первая – готовить производство. Вторая – это переделывать саму систему С-300В под ту элементную базу, которая есть сегодня.

– Пришлось исходить из возможностей, а не из желания?
С.Д.: Не только. Хотя здесь, конечно, есть и импортная элементная база. К сожалению, сегодня без этого обойтись нельзя.

– Большой процент импорта?
С.Д.: Нет, поскольку эта аппаратная часть относится в основном к области обработки сигналов. Это в первую очередь аналого-цифровые преобразователи и цифровые сигнальные процессоры. На то время, когда восстанавливалось производство, не было своей этой элементной базы. Но сегодня работы по ее созданию идут. Концерну пришлось вложить солидные средства, причем это мы осознанно делали.

– Солидные средства – это сколько? Миллиард?
В.К.: Сотни миллионов рублей инвестировали, чтобы провести, по сути, ОКР по переделке этих систем ПВО на новую элементную базу. Второе направление вложений – это освоение, то есть подготовка самих производств к серийному изготовлению. И сегодня мы можем с гордостью доложить, что обе системы – С-300В и «Бук-М2» включены в гособоронзаказ. Кстати, «Бук-М2» уже участвовал в параде. И мы обе системы предлагаем инозаказчикам.
Если бы не было концерна, у предприятий однозначно не хватило бы финансовых средств. Кроме того, пришлось проделать очень много организационной работы. Необходимо было решать ряд вопросов на уровне заказывающего управления Минобороны. Ведь все, что принято на вооружение и включено в гособоронзаказ, очень строго зарегламентировано. В изделии нельзя изменять ничего, ни одной гайки. А мы же много поменяли всего, начиная с элементной базы. Любые отклонения, изменения требовали согласования. Как говорится, до коленок ноги стерли по всем этажам, пока это все прошли и согласовали.
Таким образом, с одной стороны, концерн помог нашему государству получить на вооружение современные средства ПВО. А с другой стороны, мы оживили предприятия, которые участвуют в этом процессе. Например, это Ульяновский механический завод – головной по комплексу «Бук-М2» и Марийский машиностроительный завод в Йошкар-Оле. По сути, УМЗ в Ульяновске – одно из основных предприятий, которое активно влияет на социальную ситуацию в городе. А Марийский машиностроительный – просто исключительно градообразующее. Если бы они не заработали, это могло бы иметь большие социальные последствия.

– Следует ли понимать, что концерн взял на себя работу, которую раньше выполняло министерство?
В.К.: Вы имеете в виду прежнее Министерство радиопромышленности СССР, которому подчинялись наши предприятия? Фактически – да. Но в этом и состоит смысл акционирования, чтобы от министерства, находящегося в Москве, передать управление в специализированные холдинги и концерны. Потому что министерство, имея в своем подчинении огромное количество предприятий, не могло дойти до каждого на должном уровне. Либо надо иметь такой управленческий аппарат – за гранью реального. Необходимо работать и с технологами, и с руководством предприятий, и с финансовыми органами. Организовать это все из одной точки просто невозможно. Поэтому возникла задача разукрупнить отрасль, поделить на тематические разделы. И в Концерне ПВО «Алмаз–Антей» есть предприятия, относившиеся к радиопромышленности, и к авиационной промышленности, и к ракетостроению. Конечно, часть предприятий работает помимо ПВО и по другим направлениям в соответствии с профилем.
Тем не менее создание концерна решило целый ряд задач. Можно дополнительно сказать: что именно изменилось в условиях рыночных отношений. Раньше, в советское время, загрузку предприятий планировали в Москве, и директора норовили отказаться. Наваливали много работы, а людей в штат не добавляли, и это была, в общем, головная боль – в плановые сроки выполнить задание. Сегодня ситуация поменялась на противоположную – все рвут работу. Хотя не все предприятия умеют качественно делать одни и те же операции. Как по механобработке, так и по электронной части.

С.Д.: То же самое – разработчики. Один, допустим, силен в антеннах, а в обработке сигналов есть более сильный коллектив, только на другом предприятии. Но если предприятие получает сегодня контракт, оно никому эти деньги уже не отдаст. Хуже, но сделают сами, и директор пытается все деньги удержать у себя. И задача концерна, в частности, того управления, которое я возглавляю, состоит в том, чтобы к выполнению проектных работ привлекать самые сильные коллективы разработчиков.
В любом контракте есть разные направления деятельности – антенные системы, передающие устройства, приемник и т.д. И не все, как говорится, равнопрочно сильны в этих вопросах. Кроме того, когда коллективы разных предприятий совместно работают, происходит распространение технологий и взаимообучение. А поскольку одни и те же люди участвуют в проекте, это подвигает их к унификации технических решений. Кстати, унификация – один из вопросов, которые должен решать концерн. Имею в виду межпроектную унификацию того вооружения, которое мы изготавливаем. Ведь использование унифицированных узлов и агрегатов, выпускаемых серийно, позволит существенно понизить цену. Крупносерийное производство уже само по себе предполагает, что затраты на единицу продукции будут меньше.

В.К.: Вот что еще можно отнести к заслугам концерна. Изначально С-300В и «Бук-М2» разработаны на гусеничных шасси. Поскольку это техника для Сухопутных войск, они должны ходить не хуже танков. По любой грязи, где нет дорог. Туда же можно отнести и систему ПВО «Тор».

– «Тор» тоже на шасси танка Т-72?
С.Д.: Нет, у него как раз шасси свое, оно уникально, потому что в отличие от танкового имеет очень мягкую подвеску. На нем не прыгают с трамплина, а возят весьма деликатную аппаратуру. А ее там не один десяток тонн собран в шкафы. Вы представляете сотни тысяч контактов? Хотя бы один нарушится – вся система выходит из строя. Конечно, есть особый подход к исполнению группы аппаратуры для подвижных шасси, тем не менее обеспечить надежность необходимо со всех сторон. Если на танке две коробки передач, семь скоростей и два рычага управления, то на шасси «Тора» – штурвал, и он управляется как самолет. У этого шасси настолько мягкая подвеска, что оно не едет, а буквально плывет. Наезжает на препятствие, и оно не чувствуется, только легкая дрожь по корпусу.

– Почему появился колесный вариант «Тора»?
С.Д..: Характеристики нашей техники как средства ПВО зарубежных заказчиков устраивают вполне, но у них порядок – прежде всего, а гусеницы асфальт, конечно, портят. Поэтому они изъявили желание «пересадить» «Тор» на колеса. И вот здесь мы столкнулись с очень серьезной проблемой. Гусеничная техника сконструирована особым способом, в ней используется так называемое корпусное шасси. Оно полое внутри, и вся аппаратура, особенно пусковые установки, своими конструкциями садятся внутрь этого корпуса до дна. А дно находится фактически в полуметре от земли.
А у автомобиля шасси – это грузовая платформа, расположенная выше балки моста, и выше узла подвески, и выше рессоры. Это примерно на высоте 130 сантиметров у среднего автомобиля, а у авто большой грузоподъемности вообще полтора метра. Если комплекс «Тор» просто установить на автомобиль, он ни в один дорожный габарит не пройдет. Вторая проблема в том, что центр масс становится настолько высок, что машина буквально опрокидывается.
В номенклатуре того, что производится промышленностью, подходящего шасси не нашлось. Но есть кооперационные связи с Минским заводом колесных тягачей, который для систем С-300ПМУ и С-400 поставляют шасси, другого, правда, типа. Минчане разработали принципиально новое шасси – корпусное для комплекса «Тор», какого никогда еще не делали. Начали с «Тора», потому что он востребован на рынке. Как раз Виталий Иванович стоял у истоков всего этого дела. Я подключился уже на «Буке». Когда мы посмотрели на колесный «Тор», сразу пришла мысль: а шасси-то гусеничное похожее у «Тора» и «Бука». Давайте-ка мы их посадим на одни и те же колеса. Кстати, оказалась задача более сложная потому, что масса «Бука» больше и он крупнее размерами. Тем не менее нам это тоже удалось. Хотя все это шло очень непросто.

С.Д.: Вы же понимаете, никогда не бывает, чтобы любую новую разработку сделали сразу. Но мы прошли этот путь достаточно быстро. Испытания проводили в соответствии с требованиями Минобороны на специализированном полигоне в подмосковных Бронницах. И, надо сказать, много чего из машины «вытрясли». Вскрылось и было устранено много недостатков, особенно на первых порах. Сегодня уже с гордостью можем сказать, что имеем две модификации войсковых комплексов «Тор» и «Бук-М2» – гусеничную и колесную. И заслуга Концерна ПВО «Алмаз–Антей» в разработке колесных модификаций велика. Особо среди разработчиков хотелось бы отметить главного конструктора Евгения Александровича Пигина.

– Давайте попробуем сравнить «Тор» на гусеницах и на колесах.
В.К.: Гусеничное шасси уникально, потому что на специальных гидро-механических подвесках каждое колесо автономно подвешено. Поворотное устройство комплекса опускается внутрь корпуса до самого днища. Теперь посмотрим на колесную машину. Корпус у нее чуть выше. Общая высота шасси 2 метра 20 сантиметров. Но оно имеет возможность приседать. То есть подвеска имеет два положения, специальные рычаги позволяют ей опускаться. Уменьшается клиренс, что ухудшает проходимость, но зато приобретается много других преимуществ. Это просто необходимо для проезда под мостами, чтобы вписываться в дорожные габариты, и особенно в габариты железнодорожные. Системы «Бук-М2» и «Тор-2М» укладываются в 3,8 метра разрешенных железнодорожных габаритов. Заезжают на платформу и приседают немножечко. Этого достаточно. Не надо ничего демонтировать, снимать краном, отправлять следом бригаду работников предприятия, чтобы снова собрать комплекс и проверить. Помимо того, что можно уменьшить дорожный просвет за счет изменения положения подвески, можно еще колеса приспустить. Потом они автоматом снова накачиваются. Это приходится довольно часто делать при проходе под железнодорожными мостами, поднятыми над дорогой трубопроводами и тому подобным.

С.Д.: Надо сказать, что само шасси достаточно современно. Оно имеет бортовую информационно-управляющую систему, которая контролирует работу всех агрегатов. Специальный компьютер принимает информацию с датчиков. Есть устройство отображения оценки уровня параметров, которое их контролирует и в случае выхода за определенные пределы подает сигнал водителю. Имеются телевизионные камеры заднего вида, как в хорошей иномарке. Ведь одна из проблем – двигаться задним ходом. В машине используется много узлов и агрегатов российского производства, но в целом получается этакое «братство по железу». Двигатель ярославский, шины тоже российские, коробка передач разработки Минского завода, и корпус его же.

– Все зенитные ракетные системы Концерна ПВО «Алмаз–Антей» буквально набиты электроникой. Как она защищена от поражения в условиях радиоэлектронной борьбы?
С.Д.: Радиоэлектронная борьба заключается в том, что специальные системы формируют помехи. Радиолокатор принимает сигнал, отраженный от цели, удаленной на сотни километров. Можете представить, какова величина сигнала, который отразился от самолета на дальности 250–300 километров? Мы его должны уловить. Естественно, у противников появляется соблазн этот сигнал заглушить или исказить. Целая плеяда ученых придумывает каверзы, чтобы помешать работе радиолокатора. Ну а построение военного локатора заточено именно для работы в условиях помех – адаптивность к различного вида внешним мешающим сигналам, перестройка несущей частоты, всякого рода нерегулярностей. Структура самого сигнала, может, для основной функции измерения координат не самая оптимальная. Можно было бы более простой сигнал применить, но поскольку рабочий сигнал обеспечит более высокую помехозащищенность, применяем его. И тут же можно сказать, что цена локатора существенно увеличивается. Большая часть цены – вложенный интеллект и аппаратурная часть, которая решает задачи радиоэлектронной борьбы. Поэтому, если говорить о воздействии на аппаратуру РЭБ, в технические задания нашего основного заказчика – Минобороны в обязательном порядке каждый раз прописывается защита от помех, оговариваются их характеристики. И мы, предъявляя комплекс, по всем параметрам проходя государственные испытания, проверяем работу в условиях РЭБ. Это что касается так называемых искусственных помех. Но недавно появился новый класс оружия, он называется СВЧ-оружие. Это воздействие высокочастотным электромагнитным импульсом. Применяется на широкой полосе частот. Это принципиально важно, чтобы охватить широкий диапазон волн.

– Зарубежные источники утверждают, что боевое СВЧ-излучение буквально сжигает электронику.
С.Д.: Не так страшен черт, как его малюют. Да, мощность генерации СВЧ-сигналов достаточно высока, но она распределена по ширине спектра от длинных волн до самых коротких. А любое радиоприемное устройство работает лишь в своей определенной частоте. И поэтому долю энергии, которая излучается противником, мы получаем пропорционально отношению ширины спектра используемого нами сигнала к ширине спектра СВЧ излучения. Условно говоря, мне нужно для работы всего 100 герц из спектра доплеровских систем, а ширина полосы мешающего СВЧ-сигнала огромна. Поэтому уровень вредного сигнала в сотни, тысячи, а то и в миллион раз уменьшается. Это – во-первых. А во-вторых, есть еще так называемая избирательность антенной системы радиолокатора. Если излучение антенны локатора изобразить графически, оно будет иметь форму лепестка. Условно представим, что это своего рода бинокль, через который высматривается цель. Если солнышко сбоку засвечивает, бывает, что бликует – это так называемые помехи по боковым лепесткам. То есть влияние какое-то возможно, но говорить, что система работать не будет, нельзя. Конечно, если СВЧ-генератор поставить рядом с радиолокатором, он каким-то образом может помешать. Но кто ж его позволит поставить рядом? На то она и система ПВО. Если это СВЧ-оружие по воздуху приносится, то ты донеси сначала. Потому что дальности ПВО у нас 400 километров и более.
 

С.Д.: В этом сам смысл построения системы ПВО. Она эшелонированная, содержит средства борьбы с воздушными средствами нападения большой, средней и ближней дальности. Каждая компонента выполняет свою задачу. Ракеты дальнего действия – это как раз борьба с постановщиками помех и носителями высокоточного оружия. Они барражируют и сначала занимают позиции, организуя налет, включают помехи. А потом уже под их прикрытием идет воздушная атака. Часто говорят: а зачем дальность 400 километров? Потому, что из-за кривизны Земли при высоте цели 10 километров над землей она уходит за радиогоризонт на дальности 400 километров. Она в зону тени попадает, ее просто не видно. Но оттуда не чувствуются и поставленные ею помехи. Противник боится потерять дорогостоящий самолет – постановщик помех, а в итоге теряется смысл его применения. Я уж не говорю про всякого рода самолеты – командные пункты, ДРЛО, разведчики, которые дают информацию ударным средствам. Мы их отгоняем. Или поражаем, пока они не поняли, какие средства у нас есть на данном участке.
В.К.: Главная защита от средств РЭБ – это дальность действия системы ПВО. Во-первых, мы отгоняем самолеты противника подальше, не даем проводить разведку и «шуметь» помехами. Во-вторых, само конструктивное исполнение аппаратуры предусматривает экранирование и другие средства защиты. Не секрет, что одно из требований Минобороны – это защита аппаратуры от воздействия электромагнитного импульса ядерного взрыва. Там выброс энергии такой, что дай бог всем этим СВЧ вместе достичь подобного. И мы аппаратуру на этот импульс испытываем. Есть институт, куда мы ее возим на испытания. Поэтому в продукцию Концерна «Алмаз–Антей» уже конструктивно заложена способность противостоять электромагнитному воздействию. По крайней мере мы не испытываем паники по поводу появления СВЧ-оружия.

– Хотите сказать, если аппаратура выдерживает электромагнитный импульс ядерного взрыва, то на СВЧ и прочее волновое оружие внимания не обратит?
С.Д.: Вывести из строя таким способом нашу технику практически невозможно. Конечно, какое-то разовое воздействие, единичный сбой могут случиться. Но это как с компьютером – сбился и перегрузился тут же. Главное, это не приведет к срыву выполнения боевой задачи.

– Некритично?
С.Д.: Некритично. Влияние, конечно, возможно, но это не страшнее обычных авиационных комплексов постановки помех. С ними, наверное, даже хуже, потому что они настраиваются на один конкретный локатор. И всю энергию своего передатчика помех собирают как раз на ту частоту, на которой он работает. Более того, они антенной своей концентрируют энергию, чтобы узким лучом воздействовать. Вот тут уровни мощности бывают очень большие. По сути, до 100 мегаватт на 1 мегагерц. И даже более. Но с ними тоже есть способы борьбы. Это и пространственная селекция, и перестройка быстрая. То есть надо уйти с этой частоты. А когда локатор начинает перестраиваться по частоте, противник, поскольку не знает, какая следующая частота будет, вынужден расширять спектр, а уровень помех соответственно падает.

– С-300В производился на экспорт?
В.К.: На экспорт ни одной системы С-300В мы не поставляли. Но сейчас мы готовы поставлять, только это уже система «Антей-2500». Фактически мы перешли на новую элементную базу. Это огромная работа, которая потребовала немалых средств, но это позволяет сейчас производить систему на существующей элементной базе. Это вообще во всех средствах вооружения больной вопрос. Мы закладываемся на ту базу, которая существует. И не можем рассчитывать на ту, что разрабатывается, потому что ее нет. И вот после проведения госиспытаний, чтобы начать серийное производство, нам надо провести работу по переводу на новую элементную базу. Потому что она меняется в течение 5–7 лет полностью.

С.Д.: В системе С-300В4 это не просто замена одного транзистора на другой – это замена идеологии. Мы получили так называемые цифровые радиолокаторы. Это уже другое поколение, переход на цифровую обработку сигнала. Аналоговые приемники требуют настройки, и у них большие габариты. Цифровую технику настраивать не надо, вкладывай в нее программное обеспечение, и она готова к работе. Это привело к тому, что дизайн внутренних боевых отделений изменился кардинально. Раньше в С-300В было очень много аппаратуры. Расчету неудобно сидеть, шум вентиляторов. Достаточно утомительно при боевом дежурстве. Сегодня это радикально изменилось. Жидкокристаллические индикаторы не утомляют глаза. А самое главное – было разработано новое программное обеспечение. Улучшился интерфейс обмена с локатором, улучшение и по алгоритму работы, повышены характеристики. И приемник стал более чувствительным. То же самое и про «Бук-М2» можно сказать. И этот результат наглядно показывает, что Концерн ПВО «Алмаз–Антей» эти 10 лет активно развивался, добился серьезных успехов и уверенно смотрит в будущее.